Кое-где среди преждевременной зелени возникали морды других соплеменников, изможденные, с глазами навыкате. Большинство тех, кто прорвался на свободу в последние Часы Холма, задержались здесь совсем ненадолго, уйдя, чтобы поискать лучших охотничьих угодий или вернуться в родные места. Казалось, никакой дух товарищества не связывал этих уцелевших: они один за другим уходили, едва набрав достаточно сил для похода. Только больные – и умирающие – остались от Сквозьзаборова отряда охотников, и принц тем не менее скоро поведет большинство своего отряда назад, к лесным убежищам Перводомья. Наряжена будет небольшая стража, чтобы остаться и нести караул на месте событий.
Увидев этих выживших, Фритти громко спросил о судьбе бесчисленных хозяев и рабов, которые не убежали. В ответ Мимолетка, как могла, рассказала Фритти о последнем Часе Закота.
– Когда мы оставили тебя… с тем зверем, – сказала она, – я уж и не ожидала, что снова тебя увижу. Казалось, весь мир разваливался на куски.
Она некоторое время шла молча. Фритти попытался было сказать что-нибудь ободряющее, но она остановила его пытливо-строгим взглядом.
– Шусти был полумертвый, весь окровавленный. По последнему туннелю я волокла его вверх за шею. Все падало, рушилось… грохотало, словно сражались какие-то гигантские существа. Наконец мы продрались из этого места в долину; она была под снегом. Там были еще и другие, измолоченные, вопящие. Мы были словно потерянные к а, спотыкались, валились в снег. Земля колебалась.
Тут они вышли на край Крысолистья. Перед ними простиралась чуть уходящая вверх равнина, скользкая от подтаявшего снега; капельки мерцали на листьях низкорослой растительности.
– Я увидела кого-то, – продолжала на ходу рассказ Мимолетка, – кто метался вокруг, громко крича и направляя Племя то туда, то сюда… это, конечно был Сквозьзабор. Я догнала его и рассказала, что произошло. Боюсь, в этот миг я была чуточку невменяемая, но принц понял. Он сказал: «Хвосттрубой? Юный Хвосттрубой?» Сквозьзабор не столь уж стар, но действует так, словно ему охота быть постарше. Во всяком случае, он сказал: «Слышать не хочу – только не юный Хвосттрубой – надлежит что-нибудь предпринять – любой ценой!» Ты знаешь, как он разговаривает. Ну, он собрал кучку соплеменников поздоровее, и я повела их всех назад к туннелю. И осталась с Шустриком, чей… который был очень слаб и плох.
Они нашли тебя, полупогребенного под грязью и камнями, и вытащили оттуда за миг до того, как остатки Холма содрогнулись, расступились… Я долго и знать не знала, жив ли ты. Была не в силах вынести ожидания, пока тебя отыскивали.
Фритти переступал через изогнутый корень и не различил выражения, которое было на мордочке серой фелы. На миг остановившись, чтобы отряхнуть и обсушить намокшую лапу, он спросил:
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Холм содрогнулся, расступился? Боюсь, я как следует не помню, чем все кончилось.
– Я как раз и собираюсь тебе показать, – сказала Мимолетка.
Охваченные раздумьем, они еще какое-то время тащились вверх по покатой равнине. Наконец добрались до края долины, на которой стоял Холм.
Там, где Закот некогда раздвинул землю долины своею мрачной головой, был теперь широкий неглубокий водоем – земля просела, словно под тяжестью непомерно широкой лапы. Почва была черна, как крыло Каркаряка.
На обратном пути в Крысолистье Фритти снова попросился к Шустрику.
– Он пробыл со мной дольше, чем кто-нибудь другой, Летка, – заключил он.
Ее, казалось, обеспокоило то, что он употребил это сокращенное имя.
– Я вовсе и не пыталась тебе помешать, – горестно сказала она. – Просто посоветовала, как, по-моему, было бы лучше… Он сделался очень странным, – добавила она через миг.
– Кто мог бы его упрекнуть после всего, что он перенес? – возразил Фритти.
– Кто мог бы упрекнуть любого из нас?
– Знаю, Хвосттрубой. Бедный Шустрик. Да и Гроза Тараканов. – Фритти вопросительно глянул на нее, но Мимолетка печально покачала головой: – Я еще не спросила, но, пожалуй, знаю. Он был… Ну, ты слишком запоздал, чтобы помочь ему, верно?
Фритти взвесил свою тайну и решил сохранить ее.
– К тому времени, когда я нашел его… Грозы Тараканов не было.
«И это сущая правда», – подумал он.
– Такие печальные времена, – сказала Мимолетка. – Пожалуй, я отведу тебя к Шустрику. Завтра, ладно? – Фритти одобрительно кивнул. – Я его ведь не знала, – продолжала она. – Я о Грозе Тараканов. Понимаешь, я вовсе не хочу тебя обидеть, Хвосттрубой, но у тебя самые странные друзья и знакомые!
Фритти засмеялся.
– А на обратном пути я тебя перегоню! – сказал он, и они понеслись как одержимые.
Вместе с рассеянными лучами Раскидывающегося Света появились Сквозьзабор и другие гости.
Фритти, приободренный прогулкой, разглядел принца, вразвалку идущего сквозь подлесок; влага поблескивала на космах его шкуры. Бок о бок с ним шествовала изящная фигура Чутколапа. Вслед за радостным криком Хвосттрубоя раздались общие теплые приветствия, и три кота, два крупных и один небольшой с удовольствием разлеглись и заговорили.
– Говорят, Потягушево доверие к тебе полностью оправдалось, Хвосттрубой.
При веских словах Чутколапа Фритти чуть не принялся извиваться от удовольствия, но приличия, известные зрелому коту, подавили эту слабость, помешали ему ей поддаться.
– Я польщен, что великие охотники вроде принца и вас так считают, тан. Должен признать, что большую часть времени, которое я провел в том месте, мне следовало бы добиваться быстрой безболезненной смерти. Поистине следовало бы.
– Но ведь ты не умер, разве не так? – возликовал Сквозьзабор. – Что за блоха тебя за нос кусает? Чушь какая-то!
– А еще, говорят, послал за помощью белку, – улыбнулся Чутколап. – Необычно, но действенно.
На сей раз Хвосттрубоевы извивы стали ускользать из-под гнета приличий.
– Спасибо вам обоим, – сказал он. – Главное, впрочем, что вы пришли в Холм. Я видел это: это было замечательно. – Фритти отрезвел. – Я видел и то… чудовище, которое вызвал Живоглот. Ужасно… ужасно.
Чутколап кивнул:
– Такого существа просто не должно быть. Мне уже трудно припомнить, на что оно походило, до того оно было неправильно. Брряд во плоти. По-моему, я скоро буду радоваться, что не могу вызвать в памяти его облик. Но оно стало причиной тяжелых потерь. От него пал Мышедав, Харар упокой его могучее сердце, – он и другие, которых мне и не счесть.
– А… Толстопуз что… погиб? – тихо спросил Фритти.
Чутколап на миг умолк, призадумавшись; поднял голову, криво усмехнулся:
– Толстопуз? Он тяжело ранен, но выживет. – Тан рассмеялся: – Нужно кое-что похлеще даже и этого кошмара, чтобы прикончить старину Попрыгунчика.
