обстреляна. Если атака противника может увенчаться успехом, командир орудийной позиции может принять решение и перенацелить половину своих расчетов на отражение противника, но приоритет — продолжать оказывать огневую поддержку, что бы ни случилось.
В те дни, когда артиллерия еще не имела дальности для «непрямой» стрельбы, то есть, когда она вела огонь непосредственно по противнику, ее нельзя было расположить за защитой холмов и вести навесной огонь. Чтобы поразить хоть что-нибудь, орудия должны были быть развернуты далеко впереди пехоты, обычно на флангах. Это ставило орудия в очень уязвимые позиции, и они часто подвергались атакам, причем многие героические, классические, запечатленные на медалях бои велись за то, чтобы отбить их обратно. В дыму и неразберихе боя, находясь в авангарде, артиллеристы обычно единственные имели ясное представление о том, что происходит и пехота в тылу смотрела на них в поисках моральной поддержки (как, конечно, они продолжают делать и сегодня.) Пехотинцев, тревожно выглядывающих из своих квадратов и линий обстановку на орудийных позициях, взволнованные орудийные расчеты наводили на мысль о приближающемся вражеском штурме. Артиллеристы, бегущие от орудий (хотя бы даже за чашкой чая) могли вызвать всеобщую панику. Возникла традиция, что артиллеристы бегут вперед к своим пушкам, когда раздается приказ «Батарея, огонь!», но, когда стрельба закончена, расчеты выстраиваются в две шеренги позади орудия, синхронно поворачиваются и маршируют назад от орудия, независимо от ситуации. Наши артиллеристы делали это в грязи и проливном дожде Фолклендских островов точно так же, как они делали это в Корее, во время мировых войн и до них.
Аргентинские артиллеристы не были столь решительны и самоотверженны. Как только послышался звук приближающихся снарядов, которые могли быть предназначены для них, они бросились бежать от орудий к своим щелям в скалах. Примерно через полчаса их сержант-майор или офицер появился, чтобы прочесать скалы и заставить их вернуться к работе.
Мы с Ником разработали восьмизначную сетку расположения всех целей. Орудия, стрелявшие по этим данным, были точны с точностью до десяти квадратных метров. Учитывая скорость, с которой аргентинские артиллеристы бросали свои орудия каждый раз, когда к ним приближались снаряды, я решил не корректировать огонь одиночными выстрелами, как это обычно делается.
Вместо этого я приказал всем орудиям выделенной нам батареи, сделать три или четыре выстрела, так быстро, как они только могли, прямо по восьмизначной сетке отсчета, чтобы враг не воспользовался предупреждением пристрелочных снарядов. Дистанционные взрыватели определяли поверхность земли и взрывали снаряд в двадцати метрах над ней. Когда они были в наличии, мы использовали их. Аналогичный эффект дают корабельные шрапнельные снаряды с переменными дистанционными трубками. Таким образом, без всякого предупреждения, артиллеристы «арджи» оказались под яростным градом осколков, налет продолжался примерно полминуты.
Не было никакого смысла стрелять дальше, так как через 30 секунд выжившие уже были в безопасности в скалах, страх приделал крылья усталым ногам. Ужасающая опасность этих внезапных налетов явно повлияла на них, и мы заметили очень явное нежелание выходить из скал даже через час и более. Всякий раз, когда снаряды падали в районе батарей, которые мы уже атаковали, их расчеты все бросали и бежали, а промежуток времени между нашим обстрелом и возвращением расчетов в строй увеличивался.
Я записал в своем дневнике за 13 июня:
«Обстрел орудийной батареи, когда она находится в бою, ведя огонь по вашим собственным войскам, на самом деле вполне удовлетворяет.
Мы были вызваны через полковую радиосеть (бомбардиром) «Блоджером» Грином (он был в группе ПН капитана Ника д'Аписа), который с 2-м десантным батальоном находился на Вайрелесс-Ридж под сильным артиллерийским огнем. Мы могли слышать канонаду по рации.
Блоджер спрашивал, можем ли мы что-нибудь сделать для него. Мы быстро осмотрелись, но оставалась возможность, что в соседнем районе замаскирована артиллерийская батарея. Нам подчинили 79-ю батарею коммандос, передав им восьмизначную сетку отсчета, вместе с приказом сделать 4 залпа для достижения эффекта. Когда снаряды посыпались вниз, мы увидели солдат, бегущих к скалам, и яркое пламя на месте взрыва склада боеприпасов, хотя сами орудия находились вне зоны обзора. Блоджер вернулся в эфир и сообщил, что огонь прекратился и они могут двигаться дальше и «спасибо».
Я хотел, чтобы они побыстрее приступили к осуществлению плана по выдвижению орудий на передний край и в пределах досягаемости. Мы могли бы нанести врагу гораздо больший ущерб. (Я понимаю, что сами орудийные батареи не представляли особой проблемы, но для их защиты необходима стрелковая рота на каждую, плюс большое число вертолетов, чтобы доставлять им боеприпасы. А вертолеты были в большом дефиците). Однако не следует предаваться такого рода критике, потому что решения в бою принимаются в совершенно иной обстановке и не всегда на основе достоверной информации.»
Сосредоточив артиллерийский огонь на орудийных позициях противника, мы смогли опрокинуть орудия, поджечь боеприпасы и машины, и надолго загнать расчеты в скалы. С позиции 155-мм гаубицы, казалось, вообще перестали стрелять, орудие, которое мы видели, было направлено в небо под тем же углом, под которым обстрел с моря оставил его несколькими днями ранее.
Кроме того, артиллерия противника вела огонь с юго-восточной стороны горы Саппер, с высоты и вне поля нашего зрения. Нам было интересно, не является ли это невидимой частью «мертвой» 155-мм гаубичной батареи, поэтому мы «провели» несколько снарядов над вершиной холма и положили их в мертвую зону за пределами видимости, чтобы посмотреть, заставить ли это их замолчать. Результаты были неубедительными, поэтому я больше не стал тратить боеприпасы.
Я был на одной рации, а Ник на другой, часто выполняя различные огневые задачи, или «обзванивая» частоты, чтобы получить резервную артиллерийскую батарею. Мы очень устали и замерзли, поэтому делали ошибки (например, говорили «левый», когда имели в виду «правый»), которые напарник фиксировал и исправлял. Мы спорили и противоречили друг другу, выбирали короткие хода, чтобы ускорить события, и злились на людей в сети. Мы рассказывали анекдоты, ожидая, пока орудийная батарея обработает данные и выпустит первые выстрелы. Мы мечтали о том, что будем делать, когда вернемся домой (в идеальный мир, который мы оставили позади), ожидая, пока наша следующая батарея закончит огневую задачу для кого-то другого.
Во время стрельбы наши артиллерийские батареи часто сообщали, что та или иная пушка «вышла из строя», а это означало, что из-за какой-то проблемы она не сможет стрелять. Примерно через двадцать минут или полчаса батарея докладывала «номер три готов» и это орудие снова открывало огонь вместе с остальными. Я только потом узнал причину.
В мягкой влажной почве отдача постепенно вдавливала колеса пушки в землю,
