полу. Она вся задрожала, то ли от боли, то ли от удовольствия, выгибаясь, рыча сквозь дерзкий оскал острых клыков.
В черной бархатной тьме она кричала под его ударами, корчась на окровавленном полу, а затем он грубо овладевал ей, несмотря на отчаянное сопротивление и крики, что она убьет его, даже если для этого придется спуститься в Бездну. Ломал крылья, мешающие насладиться безграничной властью и, вдоволь наигравшись, сокрушал изящную головку, обрывая крики боли и ярости. В этот самый момент его накрыло спазмом удовольствия, острым как нестерпимая боль, и туман в голове слегка рассеялся.
На мгновение Эридан испугался, что открыв глаза, увидит растерзанное тело, и от этого внутри все сжалось. Так и не открыв глаза, он почувствовал прикосновение к лицу и волосам, ласковое поглаживание.
— Какой ты сегодня горячий и ненасытный, — сказала Кьяра.
На ее лице не было крови и ужаса, на теле — ни одной раны, а крылья… крылья целы и невредимы.
— Я потерял контроль, — признался он, сжав ее ладонь, замершую на щеке, а затем отстранился, поправляя одежду. — Виноваты и вино, и платье. Ты ведь специально его надела? Хотела соблазнить весь стол?
— Нет, только тебя, — лукаво ответила она.
— Ты произвела эффект. Как минимум на того из Селани. Он был разочарован. Ты этого ожидала?
— Я бы так не сказала…
— Хорошо, что ты отшила его, — как бы невзначай проронил Эридан, затягивая ремень, — иначе я б расписал его словно кожаный гобелен.
Она вновь прикоснулась к его лицу, заставив посмотреть в глаза.
— Я могу немного пофлиртовать, но прикоснуться позволю только тебе.
Кьяра искала отклик на свои слова в его лице и взгляде. Они оставались спокойны как ледяная гладь, лишь пальцы чуть сжали ладонь девушки. Это был тот ответ, которого она ждала.
Глава 20. Подступающий мрак
Незаметно пролетел месяц. С каждым днем корабли Мэб подходили все ближе, и все ближе, казалось, подступал мрак с Севера. Сначала донесения приходили раз в неделю, затем — раз в день, и к концу срока — несколько раз в сутки. Королева Воздуха и Тьмы смела Утзаир и зашла в русло реки. Теперь ее притормаживала только ледяная пустыня, сковавшая воду. Иронично, проклятое наследие Аурил сыграло Эридану на руку. Однако льды не способны были надолго задержать северную владычицу.
Мысли с каждым днем становились все мрачней, и чтобы отвлечься от них, Кьяра взяла пример с Эридана и тоже окунулась в работу с головой. Ее обязанности все также были нехитрыми: изучать язык, гонять гвардейских магов, иногда проверять работу в сокровищнице и, конечно, помогать Зариллону. Вечерами она читала Бестиарий и понемногу знакомилась с обитателями Страны Фей. Узнала она немного и о фоморах, которых так любили поминать местные эльфы, и они оказались весьма неприятными великанами.
Тифлингесса помогла некроманту навести порядок в библиотеке, расставить книги по категориям. Натыкаясь на тома по медицине, она относила их в лазарет, где Арум денно и нощно учил помощников. Кьяра и Зариллон, в свою очередь, много времени проводили в алхимической лаборатории, готовя зелья лечения, мази и прочие полезные эликсиры. Процесс этот был рутинным, поэтому девушка освоила азы работы с алхимическим аппаратом и несколько рецептов из тех, что приходилось варить особенно часто. За работой они много общались с волшебником. Иногда он рассказывал об Академии, где учился, и откуда его выперли за склонность к авантюрам и страсть совать нос в запретные секции. “Я очень боюсь смерти, поэтому стал некромантом”, - рассказывал эльф. — “Звучит не слишком логично, да? Но когда что-то можно свести к простой формуле, посчитать и объяснить логически, мне становится легче”. Время от времени в башню мага наведывалась Фистиль. Они вели между собой непринужденные беседы, и, хотя они даже не прикасались друг к другу, тона голоса и взгляда было достаточно, чтобы понять, что между ними что-то есть. Тифлингесса была рада за волшебника. Фистиль было не просто красавицей, но и умницей, каких поискать. Выбор же самой эльфийки ей казался интересным, ведь Зариллона трудно было назвать девичьей мечтой: не эталон мужественности, не красавец, но воодушевленность, живой ум и желание экспериментировать вполне способны были привлечь такую же умную и увлеченную наукой особу. Кьяра снова подивилась, как иной раз сплетаются судьбы. Не будь этой войны, смерти Титании, падения дома Терим, разве могли бы Фистиль и Зариллон быть вместе? Только в мечтах.
Порой тифлингесса замечала за волшебником, что он переутомлен и чем-то опечален. Она много раз предлагала ему взять денек на отдых, но он неизменно отказывался. В этом они с Эриданом были похожи. Сдохнут, но сделают. Иногда девушка видела, что волшебник стоит на коленях со склоненной головой, словно беззвучно молится. Вера — личное дело каждого, девушка не задавала вопросов. Она и сама периодически прикасалась к монетке на запястье и шептала молитвы Тиморе, а ночью — обращалась к Кереске и спрашивала-спрашивала-спрашиала… Однажды во сне ее посетило видение. Богиня-дракон сказала: “Все идет, как и должно. Оставь беспокойство и отдайся на волю судьбе. Не стоит пытаться заглушить голос крови или бороться с ее властью. Это все равно, что идти против девятого вала. Не сопротивляйся, и волна сама вынесет тебя к самым вершинам. Не торопи события, нужный час и так уже близко. Ты слышала признаки, скоро увидишь своими глазами”. Утром чародейка только фыркнула. Никакой полезной информации, только туман над водой и старые как мир метафоры, а вот что за ними стоит? Ее беспокоила неизвестность и еще больше — страх. Что станет с Эриданом?
Вспоминала она и о Темпусе. Часовню возвели за полторы недели. Убранством она сильно напоминала ту, что была в Эйлеваре, только витражи рисовали картины других сражений: поверженные Оберон, Титания и Хисрам и, словно обещание, поверженная Мэб, и всех их пожирало пламя. Пламя… Странно и даже немного забавно, что Эридана звали Нежностью, когда он служил Аурил, а теперь — Его Пламя, словно он — паладин Темпуса. Ежедневные молитвы в полдень собирали под крышей часовни всех темпаран, в том числе и Эридана, но Владыка Битв оставался глух и нем по отношению к белобрысому. Эльф делился этим с Кьярой, и хоть и казался спокойным, девушка видела, что он напоминал ребенка, не понимающего, почему отец не обращает на него внимания “Я недостаточно хорош? Я делаю что-то неверно?”, - говорили его глаза, когда он возвращался из часовни, весь пропахший еловым маслом и сомнениями. Тифлингесса иногда наблюдала за их молитвами, стоя в дверях,
