радовало. Увидев, сколько людей пришло на похороны, я подумала, что, наверное, очень ошибалась насчет родных Джерри. Мне казалось, что у него никого нет.
Брат Джерри встал, чтобы произнести надгробную речь. Он был вне себя: показывал на гроб сначала пальцем, а затем и всей ладонью.
– Вот, – произнес он и немного помолчал. – Вот они, последствия гомосексуальной жизни.
У меня было такое ощущение, будто мне влепили пощечину, но сидевшие перед нами родственники Джерри согласно кивали. Слова брата покойного вовсе не походили на надгробный панегирик. Они напоминали скорее исповедь ненавистника.
– Иисус подарил моему брату величайший дар – жизнь. И вот как он обошелся с этим даром. Если вы будете грешить, как Джерри, вас ждет такая же участь.
Жаль, что я промолчала. Впоследствии мы все с сожалением вспоминали ситуации, в которых промолчали, хотя молчать не следовало. Но тогда, на похоронах Джерри мы этого не сделали. Никому из нас не хотелось лезть на рожон. Джерри – их брат, сын и кузен – был незнакомцем для своих родных, которые видели в нашей к нему любви скрытую угрозу. Они только и ждали повода, чтобы сделать нам больно. Чтобы отравить нас – ведь именно так они поступили с нашими цветами.
Глава двадцать девятая
Мы с Эллисон заболели тяжелейшим гриппом. Эллисон подхватила заразу в школе и хотя бы понемногу, но приходила в себя, а я по-прежнему ощущала тяжесть в груди и заложенность в носу. Уже два дня я не навещала ребят. Если уж я из-за этой заразы с трудом могла встать с кровати, то для них эта инфекция могла оказаться и вовсе смертельной. Около трех часов дня я наконец-то смогла заснуть, но тут зазвонил телефон. Я испугалась, что звонят по срочному делу.
В трубке послышался голос Билли:
– Я сделал кое-что очень плохо-ое.
Он шаловливо растянул последнее слово.
Я попыталась сесть.
– Что же, Билли?
– Я убил Пола.
– Что ты сделал? – Тут я выпрямилась, не прилагая никаких усилий. – Нет, ты этого не делал.
– А вот и делал.
– Почему? И как?
– Я его зарезал, – ответил Билли, и в его голосе не было слышно ни капли сожаления или раскаяния. – Я несколько раз проткнул его ножом… Пока он не умер.
– Билли, никуда не уходи.
Ответа не последовало.
– Билли.
Я слышала, как он что-то напевает себе под нос, отходя все дальше от повисшей на проводе телефонной трубки.
Я сбросила звонок и набрала 911, попросив дежурного отправить к дому Пола и Билли на Ок-Клифф скорую и полицию. Осторожности ради я сказала, что по этому адресу проживает ВИЧ-положительный человек. Я начала одеваться и попутно набрала номер Матери-настоятельницы, жившей на втором этаже. Она не взяла трубку.
Я объяснила Эллисон, что Билли, возможно, сделал что-то очень плохое с Полом и что нам нужно прямо сейчас ехать к ним домой.
– Он точно не пошутил? – спросила Эллисон.
– Может, и пошутил, – ответила я, обращаясь скорее к себе самой, чем к дочери. Билли был таким немощным, что я просто не могла представить, чтобы он ранил такого крепкого парня, как Пол. Но если он застал Пола врасплох…
На дворе был всего лишь ноябрь, но я включила в машине печку на полную мощность: у меня по коже – то ли от гриппа, то ли от страха – бежали мурашки. Подъехав к дому Пола и Билли, я увидела полицейских. Они просто стояли на крыльце.
– Эллисон, сиди в машине.
Я захватила все одеяла с кровати дочери, чтобы она не замерзла, и на скорую руку соорудила ей что-то вроде кокона.
– Я друг, – крикнула я, обращаясь к полицейским. – Это я звонила.
Полицейские отошли в сторону, словно первой в дом должна была войти я.
– А вы стучались? – спросила я. – Что здесь вообще происходит?
– В доме кто-то есть, – ответил усатый полицейский.
– И он пытался нас чем-то забрызгать, – подхватил его коллега.
– Забрызгать?
– Он сказал, что каждый, кто войдет в дом, непременно должен быть забрызган, – произнес усатый полицейский.
– О боже, да ведь это же антисептик для рук, – объяснила я. – Этот парень болен СПИДом, так что вот такое правило действует у них дома. Все должны обрабатывать руки антисептиком, чтобы не вызвать у больного иммунную… Послушайте, вы можете просто войти в дом?
Полицейские отрицательно покачали головами. Я подняла руки.
– То есть я сама должна войти в дом, где, возможно, лежит труп моего друга? И повсюду размазана кровь?
Полицейские пожали плечами.
– В жизни не встречала таких трусов.
Я постучалась.
– Билли! Это Рути.
Он распахнул дверь. На нем, как всегда, был голубой халат и пижама. Крови на одежде не было. Ни капли. И на пальцах тоже.
– Я сказал им, что надо побрызгаться, – произнес Билли.
Я выставила ладони, и Билли спрыснул их антисептиком.
– Билли, а где Пол? Пол! – крикнула я.
Он не отзывался.
Отпихнув Билли в сторону, я прошла в дом, осматривая каждый уголок. Крови нигде не было. Я постоянно оглядывалась. Билли следовал за мной. Входную дверь он так и оставил открытой настежь. Полицейские в ужасе молча наблюдали за происходящим.
– По-ол, – звала я. – По-ол.
Дверь спальни была закрыта. Я открыла ее, приготовившись к худшему…
Пол лежал в кровати. И храпел. Я включила свет и твердым голосом произнесла его имя. Пол резко проснулся и, ничего не понимая, сел в кровати.
– Все в порядке? – спросила я его.
– Да, – ответил он. – А что… что ты здесь делаешь?
– Мне позвонил Билли. Он сказал, что зарезал тебя.
– О боже, – выдохнул Пол.
– Я решила проверить. На всякий случай.
– А я просто лег поспать перед работой.
Обернувшись, я увидела улыбающегося Билли. Он хлопал в ладоши:
– Обманул! Обманул!
– Билли, не смей так больше делать, – сказала я. – Я очень больна и не хочу тебя заразить.
Проходя мимо полицейских, я помахала Эллисон. Она сидела, прижавшись лбом к стеклу. И я увидела, как из ее больших глаз исчезает тревога: она с самого начала знала, что со мной все будет хорошо. Я задумалась, не привиделось ли мне это. Здесь, как и в случае с Билли, может, привиделось, а может, и нет.
– Ложная тревога, – сказала я полицейским. – Простите, что заставила заниматься вас абсолютно ничем.
Я села в машину.
– Все в порядке, – сказала я. – Билли все выдумал. – Я запустила двигатель. – С ними не соскучишься.
– Точно, – согласилась Эллисон.
Я пригласила Митча к нам на День благодарения, сказав, что будет просто чудесно, если он приведет с собой маму. Митч по-прежнему был мистером Субботний Вечер, но мне это так нравилось, что я даже установила для своих ребят правило: я была недоступна с четырех часов субботы до утра воскресенья. В любое другое время со мной можно было легко связаться.
С Митчем мне было довольно легко совсем не отвлекаться от работы. Он устроил к себе в компанию моих ребят и каждые две недели ходил вместе со мной на дрэг-шоу. Но он всегда вел себя так, словно был кавалером на один вечер, а не спутником жизни. Если кто-то из работников Митча заболевал слишком серьезно или умирал, он никогда не показывал, что его это печалит. Да, он терял прилежного сотрудника, но это было предсказуемо.
– Но ты же знала, что этим все закончится, – сказал он мне как-то раз, когда я оплакивала одного из своих подопечных.
Утром в День благодарения Митч позвонил и сказал, что они с Донни не смогут прийти.
– Точно? – Я уже наготовила больше, чем могли бы съесть четверо. И даже накрыла стол.
– Да, никак не получится, – ответил он.
– Хорошо. – Я постаралась произнести это так, чтобы он понял, что ничего хорошего в этом нет. Но Митч воспринимал все слишком буквально.
Я повесила трубку и сказала Эллисон, что Митч не придет. Возможно, он просто не любил такие домашние посиделки. Ведь они сразу оставляли послевкусие серьезных любовных отношений.
Стол, застеленный тонкой льняной скатертью, доставшейся мне от бабушки, теперь выглядел нелепо. Я долго гладила скатерть, чтобы на ней не осталось ни одной
