Больше всего на свете ей хотелось сейчас защитить своего любимого, большого и сильного мужа от детских разочарований в любимых людях. Но Мирося не умела волховать, поэтому все, что ей оставалось, молить о милости Творца.
Отъезд Скирмута прошел для Мирославы буднично. Если подумать, она была скорее рада, что все закончилось. Все время, прошедшее после суда, Скирмут ходил, словно в воду опущенный. Сказать чего-нибудь ядовитого ему теперь, видно, не позволяла совесть. Но по взглядам, которыми он то и дело одаривал окружающих, было видно, что радости в его жизни не прибавилось. Разве что вечерами перестал шляться по кустам, просиживая дома.
Однажды Мирослава присмотрелась, что он там мастерит. Оказалось, Скирмут вырезал из дерева игрушки. Да и вообще, казалось, он только сейчас заметил, что в доме появился младенец, его дочь.
В день отъезда Скирмут тепло попрощался с братом, чем-то долго говорил с отцом, попросил Мирославу не поминать лихом. И только потом подошел к Нетте, стоящей чуть в сторону с ребенком на руках. Они о чем-то долго говорили накануне, но Мирослава не стала прислушиваться. Сегодня же Скирмут слегка приобнял Нетту и негромко спросил.
- Будешь ждать?
- Ты возвращайся. – После недолгой заминки ответила женщина. – Я дождусь. Ради дочки, дождусь.
- И на том спасибо! – Скримут вздохнул и пошел к коню, которого держал в поводу пахолок. В этот раз, как и в прошлый, к Анкаду отправлялось несколько молодых воинов, счастья попытать. Вскоре небольшая группа всадников покинула селение.
***
Почти до самого листопада осень была спокойной. Новых нападений не последовало. От Анкада и прочих северян приходили новости о постоянных стычках. Но пока ни одна из сторон не могла говорить о существенных победах. Одна орденская крепость была почти готова, зато строительство другой удалось затормозить, а потом, одним сильным налетом, разрушить построенное до фундамента. Правда, начали приходить тревожные вести с других отрезков границы. Тот же литвинский князь жаловался, что полосени провел, отбивая набеги.
На об этом всем болела голова у старейшин. Да еще у Боруты с Небром и Зубровичем, которые все чаще выступали от Ятвежи Новой. Мирослава во все эти дела вникала только краешком, что успела услышать. Намного больше ее занимали хозяйственные заботы, растущая в ней новая жизнь да Нетта, которая после отъезда Скирмута как-то разом сникла, словно постарела лет на десять.
- Да люблю я его, дурака. – Вздохнула она как-то в ответ на вопрос Мирославы. – Дурной, неверный, а, как ни крути, - мой. Если б он по-людски другую жену привел бы, я б сама ушла. А так… Получается, ни ему, ни мне.
Ну что ты ей скажешь?! И Мирослава, в который раз за последние недели, сочла за лучшее промолчать. А потом душевные страдания и вовсе перестали что-то значить. После того, как однажды ночью их подняли с постели парни со сторожи.
Ночной гость был немолод. Он выглядел огорченным, уставшим и совсем неуместным в ядзвинском селе.
- Свентый отче! – Кинулась к нему Мирося, которую после короткого разговора со Сколомендом Борута решил поднять-таки с постели.
- Благослови тебя Творец, дитя мое. – Улыбка пана храмовника была грустной и искренней. Мирославе стало даже стыдно, что за все время замужества она так и не нашла времени посетить службу. А ведь Борута никогда не проявлял никакой враждебности к ее вере. Наоборот, даже согласился на тайное венчание, чтобы она чувствовала себя по-настоящему замужней.
- Вам, пане Вацлаве, меду или подогретого пива? - Сколоменд выглядел озабоченно, но старался быть радушным хозяином. – Ночи нынче холодные…
- Горячего молока с медом, если есть. – Усмехнулся храмовник. – В мои годы, как понимает пан Сколоменд, хмельное превращается в недозволенное удовольствие.
- Ой, да какие там пана годы! – Отмахнулся старейшина Сколоменд. – Если не ошибаюсь, пан Вацлав даже моложе меня.
- Грехи людские гнут к земле… - Храмовник вздохнул, с благодарностью принимая поданный Миросей кубок подогретого молока. И, почти без перехода. – Что панове ядзвины думают про новых соседей?
- Люди как люди… - Сколоменд поморщился. – Откуда они вообще тут взялись?
Новые соседи, присланные пущанским каштеляном на поместье пана Кшиштофа, уже успели «отметиться» нарушением границ и изрядно разозлить Хозяина, начав раскорчевывать участки заповедного леса. Но так, обычно, начинали многие нездешние, наивно считавшие Пущу просто лесом. Про таких говорили, сочувственно качая головой: «Ничего, Пуща научит…»
- Панна каштелянувна прислала. – Поморщился храмовник, словно незрелого яблока откусил.
- Даже так? – Сколоменд удивленно поднял бровь. – Панна? А я думал – пан каштелян…
- Все так думали. А потом пришел ко мне новый управляющий. Поговорить. – Храмовник прервался ненадолго, прихлебывая теплое питье. – Пан каштелян наш был когда-то добрым воякой, который никакого дябла не боялся. – При упоминании нечистого храмовник привычно сотворил охранительный знак. Мирося, не задумываясь, повторила за ним. А храмовник тем временем продолжал рассказ.
- А в последнее время стал наш пан каштелян очень уж богобойным. Оно, конечно, когда годы к земле пригибают, всякому на небо хочется. И мне, чего греха таить. Оттого и понимаю, что кто на небо хочет, слушать должен святых отцов, а не младшую сестру, пусть и законницу.
При этих словах Сколоменд с Борутой переглянулись. Опять сестра-законница. Уж не та ли, что насильно собиралась «спасать» Мирославу от замужества. Их взгляды не укрылись от храмовника.
- Панове ядзвины уже наслышаны об этой истории?
- Наслышаны. – Не стал спорить Сколоменд. – Только если пан Вацлав расскажет нам, о какой истории идет речь, мы будем знать, та ли это история.
В ответ на такой бесхитростный допрос храмовник только усмехнулся. Так он все и рассказал. Но и он, и ядзвины понимали, что кое-что рассказать придется. Не за кубком же молока пробирался он темной ночью через лес.
- Говорят, - продолжил пан храмовник несколько минут спустя, - что кузин покойного пана Кшиштофа остался ни с чем. Потому что откуда-то взялось завещание, что все свое добро, весь свой майонтек завещает пан Кшиштоф кляштору. Настоятельница подсуетилась и быстренько прислала управляющего с пахолками. Это как раз ваши новые соседи.
- Тогда понятно, почему им дедовские законы – не указ. – Сколоменд пристально посмотрел на храмовника, но тот только хитро усмехнулся. – Ничего, пуща научит.
- Может, и научит. – Храмовник вздохнул и, похоже, перешел наконец-то к делу. – Мне тут сорока на хвосте принесла, что есть у панны в кляшторе грамотка, братцем подписанная, на все леса до самых литвинов.
Сколоменд от неожиданности чуть не поперхнулся и быстро поставил кубок с травяным взваром на стол. Борута, не удержавшись, присвистнул.
- Умгу. – Храмовник снова помолчал, наблюдая за ядзвинами. – Вот и я подумал. Что весело будет. Половина народу потянет руку за паном Сколомендом, потому как где это видано, чтобы старое шляхетство так попирать? Вторая – за панной каштелянувной, потому как против храма и каштеляна разом идти - не с руки. А кому будет хорошо, если у нас тут разгорится война?
