ПРОТИВОЯДИЕ.
ПРИНИМАТЬ ПО ТРИ КАПЛИ.
– У тебя почерк испортился, Септимус, – заметила Сара, гордо взяла у сына бутылочку и поставила в шкаф. – Стал как у настоящего лекаря.
Септимус улыбнулся. В тот момент он и чувствовал себя настоящим лекарем.
47
Дворцовые крысы
Когда запыхавшийся Гриндж примчался во Дворец, на страже у дверей стояла Хильдегард.
– Я пришел по важному делу от имени Архиволшебника, – пропыхтел Гриндж. – Мне нужно увидеть Сайласа Хипа.
– Боюсь, никто не знает, где он, мистер Гриндж, – извинилась Хильдегард. – Принцесса искала его, но так и не нашла.
– Он наверняка со своими шустрыми шашками, мисс. На чердаке.
– Тогда, – улыбнулась Хильдегард, – пожалуйста, мистер Гриндж, идите и проверьте сами.
– Спасибо, мисс.
Гриндж, который все еще приходил в трепет при виде Дворца, проскочил мимо и скрылся в полумраке Долгого променада. Через несколько минут он отдернул рваную занавеску, закрывавшую темную нишу, и взбежал по пыльным ступенькам на чердак. Наверху Гриндж отворил скрипучую дверь и заглянул внутрь. В дальнем конце длинного тесного чердака он увидел мерцающий огонек свечи. Сайлас Хип оказался именно там, где и думал Гриндж, – в распечатанной комнате с колонией шустрых шашек.
Шашки поживали тут хорошо, и Гриндж улыбнулся при виде друга.
– Погляди на этого мальца, Гриндж. Он будет отличным туннельщиком. Я его дрессирую, пусть привыкает протискиваться через отверстия. Гляди, как идет.
– Да, неплохо, Сайлас. Но я пришел не смотреть на твои драгоценные шашки.
Сайлас не ответил. Он стоял на четвереньках и, прищурившись, заглядывал под половицы.
– Ой, он ушел. Через туннель.
– Да, такие они, туннельщики, Сайлас. А теперь послушай. Сегодня ко мне заявилась Архиволшебник, и мне пришлось оставить вместо себя этого никчемного разводчика. Миссис Гриндж пустит мои кишки на подвязки, когда узнает, не сомневайся. В общем, мы должны поставить ту картину обратно сюда и запечатать комнату. Немедленно.
– О чем ты вообще, Гриндж? Какую картину?.. Давай, малыш, иди… Опять ушел. Да что ж это такое…
– Портрет той старой вороны в короне. Той злыдни с острым носом.
– Я не поставлю его сюда, он напугает мои шашки! Пусть ставят куда хотят, чердак большой.
Гриндж с досадой покачал головой и назидательно сказал:
– Он должен стоять здесь, Сайлас, откуда мы его взяли. И ты обязан запечатать комнату, как и было. Это дело жизни и смерти, так сказал твой сын.
Сайлас вскинул голову. Теперь Гриндж получил все его внимание.
– Какой из них? – спросил он, не смея даже надеяться.
– Тот, который ученик. Септимус.
– Септимус?! Когда он это сказал?
– Еще и часа не прошло. Он был с Архиволшебником… У нее такие злющие глаза…
Сайлас вскочил, подняв облако пыли.
– Он вернулся… Септимус вернулся! Как он, Гриндж?
Гриндж пожал плечами:
– По-моему, нормально. Лохматый какой-то…
– А Дженна? Она тоже вернулась?
– Откуда мне знать, Сайлас? Мне никто ничего не докладывал. Сказали только убрать портрет, иначе меня в карцер запрут, – пробурчал Гриндж.
– Надо сходить в Башню Волшебников и повидаться с ним.
Сайлас подобрал свой балахон, высоко поднял свечу и направился к двери в дальнем конце чердака.
– Его там нет, Сайлас, – сказал Гриндж и бросился за ним. – Он ушел в Лазарет. Достал вроде какое-то лекарство от заразы. Сайлас, мы должны разобраться с портретом, а то мне влетит.
Приятель даже не обратил на него внимания. Сайлас кинулся вниз и споткнулся несколько раз на неровном полу, пробираясь между сломанными и прогнившими досками. И вдруг Гриндж сказал такое, чего Сайлас никогда от него не слышал:
– Ты должен разобраться с картиной, Сайлас… Пожалуйста!
Сайлас замер:
– Что ты сказал?
– Что слышал.
– Хм, видно, дело и впрямь серьезное. Ладно, пошли, Гриндж. Разберемся с твоей картиной.
Снять портрет Этельдредды со стены оказалось не так уж легко. Сайласу почудилось, что у портрета как будто бы есть свой разум, который не хочет, чтобы холст снимали. В конце концов Гриндж потянул что было силы и стащил картину со стены – вместе с огромным куском гипса и крючком. А потом, сдобрив процесс тем, что Сара Хип презрительно называла бранью, Сайлас и Гриндж потащили упрямый портрет на чердак.
– У этой штуки как будто руки выросли, – ворчал Гриндж, когда они протиснулись в один очень тесный угол. – Он как будто цепляется за перила.
– Ой! – вдруг вскрикнул Сайлас. – Перестань пинаться, Гриндж! Больно же!
– Это не я, Сайлас. И ты тоже прекрати пинаться!
– Вот еще, Гриндж! Мне что, больше делать нечего? Пинать твои коротенькие ножки? Эй! Это мое колено! Еще раз пнешь, Гриндж, и я…
– Что, Сайлас Хип? А? А?
Когда Сайлас и Гриндж дотащили-таки портрет до двери чердака, они оба были в синяках и уже собирались подраться. Прислонив портрет к стене, они свирепо уставились друг на друга, а портрет уставился на них.
– Это она? – пробормотал Гриндж спустя пару минут. – Уж не знаю, как она умудрилась, но это она нас пинала!
