— Если ты думаешь, как бы сбежать, бросив подружек, то знай. Ты всё равно не уйдёшь, — он покачал головой, словно бы порицая меня за ещё даже не проявленную слабость. — Зато мы сделаем так, что эти двое, будут страдать даже сильнее чем ты. Хоть проживут и не намного дольше.
— Ничего личного хлопец, — опять хохотнул тот, который держал Хельгу, — но вам не повезло оказаться не в том месте, не в то время! А у нас — приказ! Никто здесь не должен выжить.
Вместо ответа, я развернулся и медленно пошёл мимо горящей гостиницы «Астралѣ» к её главному фасаду, туда, где сейчас бесновалась толпа и слышались истерические выкрики. К сожалению, я в данный момент, просто не мог ничего придумать дабы спасти девочек, да и самому остаться в живых. Это не значило, что я с готовностью следовал требованиям этих одарённых непонятной принадлежности, однако шанс на то, что что они выполнят своё обещание если я покажу послушание, давал мне немного времени на то, чтобы разработать хоть какой-то план.
Площадь перед самим зданием гостиницы «Астралѣ», а так же перед входом двориком предварявшим спуск в концертный зал была буквально была забита людьми. И что самое страшное, тех самых «неприметных» личностей в ней было меньшинство, в то время как абсолютное большинство были явно обычными простецами. Мужчинами, женщинами стариками и даже детьми. В глазах у которых горело то же самое фанатичное, кровавое безумие, которое я видел когда убийцы ворвались в фойе, неся смерть всем без разбору, кто только попадался у них на пути.
И все они словно заворожённые слушали очередную проповедь старика в посохом в белом рубище, который сменил тумбу Еремея Потёмкина на верхнюю палубу пригнанного откуда-то тяжёлого вездехода, откуда вдохновлённо вещал о некоем праве «нормальных» людей на власть над «уродами» чародеями. О том, что это закон, по которому живёт весть Ирий ибо там каждому межчине простецу положены двадцать великих дриад, которые вечно буудт уважать его, доставляя ни счем не сравнимые удовольствия. А их супруги там владеют целыми ветвями на которых расположены Полисы местных простецов, которыми они правят по своему усмотрению. И ветвей тех столь бессчётное количество — что хватит каждой Но всё это будет доступно им после смерти лишь только в том случае, если они прожили жизнь бедно, но самоотверженно борясь за истинные законы Ирия здесь на Земле!
Старик мол — сам это видел, вот и пришёл рассказать «Правду» простым людям, склонившимся под гнётом жрецов и грязных чародеев, которые на самом деле, поголовно проваливаются прямиком в бездну ибо в Ирий противоестественную кровь не пускают.
Именно поэтому они, то есть мы и жречесвто — скрывают истину от простых людей из неизмеримой зависти! Вбивая в них ложи и подчинение, ибо не хотят чтобы те боролись за истинные законы и заняли в Ирии предназначение им мирозданием положение. Ибо чудовищ на самом деле никаких нет и быть не может их выдумали чародеи чтобы запугать честных людей, ибо знают, что вселенной им было предназначено быть их рабами, а потому их надо уничтожить!
И так далее и тому подобное. Вот только кличь «Социализмум Примум» так ни разу и не прозвучал, хотя если убрать религию, то это были именно их лозунги и концепции… Вот только такие группы как «Правошинельники» если и отстраивали идеи чародейского рабства у простецов, всегда обещали богатое и счастливое существание именно в этой жизни при их победе а так же рабов одарённых, которое каждому простецу это счастье будут обеспечивать как низшие формы жизни. А им только придётся есть пить спать и развлекаться. И конечно же можно будет не работать и не учиться, а заниматься только тем чем хочется, а всё остальное сделают одарённые рабы.
Здесь же основной упор шёл на счастье в жизни после смерти. В Ирии. А от того, у меня, когда я медленно шёл к этой возбуждённой и агрессивной толпе, табуны мурашек пробегали по спине от того, как люди чуть было не заглядывают в рот заходившемуся в экстазе и брызгающему слюнями старику. Без единого сомнения и критической мысли веря в ту чушь, которую он им несёт.
Не помогало ещё и то, что вокруг, были словно бы картины вырезанные из самых плохих синема из американских Полисов про ужасы. Изуродованные и трупы убитых посетителей концерта, а так же судя по количеству, всех тех чья одежда не попадала под понятие беднота, над которыми ещё и дутко надругались, были развешены по ветвям деревьев и на фонарях, а мелкие деревца, были заточены, словно торчавшие из земли колья и на них были насажены человеческие головы.
Однако хуже всего при всей творящейся вакханалии непонятно где прохлаждались и жандармы и гвардейцы Князя и армейцы и даже обычных клановых и бесплановых чародеев нигде не было видно, хоть ближайший небоскрёб был не так уж и далеко и с его верхних этажей должно было быть видно происходящее у гостиницы «Астралѣ». Складывалось такое впечатление, что Полис уже захвачен этими фанатиками, а от того мрачная решимость во мне, просто взять и напасть на удерживающих девушек одарённых и попытаться спасти в первую очередь Хельгу, а затем, если получится Яну, и там уж будь, что будет — только росла, вместе с гнетущим ощущением приближения собственного конца.
А затем, мне в голову из толпы прилетел первый камень. Булыжник вырванный из пешеходного тротуара, не смотря на всю мою живицу, точным попаданием тут же рассёк мне правую бровь и кровь тут же залила лицо. После чего затем, на меня обрушился целый ливень каменных снарядов кидаемых простецами, но пусть это и было довольно больно, я уже успел прикрыть рукой лицо и пах. В то время как удары тяжёлых камней по всему остальному натренированному телу были даже слабее чем лёгкие оплеухи и тумаки, которые я получал на тренировках от младших по возрасту соклановцев покуда не освоил наш рукопашный стиль.
Меня вели прямиком к вездеезду старика. Хоть я и защищал уязвимые места, я ни разу не склонился и не вздрогнул кроме как от первого попадания. Даже когда булыжник, вдруг с небывалой для простеца силой, прилетел мне по открытым рёбрам и внутри явно хрустнула кость, я даже не поморщился. В мозгах, судорожно вертелись последние мысли плана, который позволит мне спасти хотя бы Хельгу… когда сквозь разведённые в стороны пальцы руки, я увидел расширившиеся в явном узнавании бесконечно жёлтые и даже чуть светящиеся глаза старика-проповедника. И почему-то на мгновение, они очень напомнили мне маму.
Не ту, которой она должна была быть, как чистокровная дочь Бажовых одарённая изумрудной радужкой, которой она должна была быть. А ту, которую я знал в детстве. Желтоглазую и улыбчивую, русоволосую женщину, что глаза, как мне иногда казалось, так же лучились в темноте.
Впрочем, это наваждение разрушил визгливый вопль старца, который брыжжа слюной тыкал в меня пальцем и верещал.
— Вот он! Убейте! Убейте его немедленно! Это нечестивое создание бездны, то что изуродовало наш Дом! То что исказило мысли князя! Гни-и-иль не пускающая вас к заслуженной награде за вашу тяжёлую жизнь! Червь принявший облик человека! Порождение блудницы срубившей истинное древо…
Он ещё чего то орал, а я уже действовал, полыхнув по кругу вокруг себя, могучим протуберанцем изумрудного пламени, прощедшимся прямиком по орущей толпе ближайшему кольцу простецов, ринувшихся выполнять приказание своего кумира, испепеляя и развеивая поветру. Мгновенно развернулся, готовый рывком наброситься на державшего Хельгу чародея, когда девушка как оказалось, только притворяющаяся без сознания, вдруг резко пропустила свою ладонь прямо перед лезвием ножа и своей шеей режа свою руку в кровь и зажала клинок пальцами, ещё больше усугубляя рану. А затем хлёстким движением ноги без опоры, фактически всё ещё вися на руках у нашего конвоира, изобразила высокий вертикальный шпагат, нисколько не волнуясь о том как ильно задралась её юбка.
