— Ну, Надя, — недовольно ворчит Макс, — ну кто так делает? Пять минут подыграть слабо было?
— Слишком мелодраматично, — я качаю головой, — он и так все понял слишком не так. Так что ты мог уже не только получить по морде, но и оказаться придушенным сразу после меня.
— Тебе было слабо, — Макс подводит черту, — и не оправдывайся. Ну вот. А где мой хэппи-энд, я вас спрашиваю?
— Ты по морде все-таки не получил, разве не хорошо? — хихикаю я. — Ты домой меня отвезешь?
— О, да, — Макс улыбается довольно демонично, коварно косясь в сторону Огудалова. Какой однако вредный очаровательный тип. Заранее сочувствую той девочке, которую он будет добиваться всерьез.
— Я могу отвезти тебя, — прорезается голос у моего прелестника, — куда скажешь — отвезу. Надь…
Боже, не говори со мной вот таким вот растерянным, но неожиданно обнадеженным голосом, я ведь ужасно хочу согласиться.
— Ты наказан, Огудалов, — выкрутив жестокость на максимум сообщаю я свой приговор, — за все хорошее. И за Монику — отдельно. Сегодня меня отвезет Максим. А ты… Ты можешь заехать ко мне завтра. Заодно и продумаешь все, что хочешь мне сказать. И не советую оставлять при себе секреты. Они у тебя такого качества, что все равно всплывают.
40. Выбери меня
— Ты наказан? — Максим цитирует это, когда мы уже упаковались в его машину и стартовали в сторону моего временного пристанища. — Детка, ты серьезно? Лично для меня это было бы как выстрел к старту. А Огудалов — он же хуже меня. Еще больше не умеет проигрывать.
— Что, неужто не послушается? — тоном сомневающейся девочки спрашиваю я.
— Поспорим на деньги, что нет? — Вознесенский улыбается во все свои тридцать два отбеленных зуба.
— Максим, ну за кого ты меня держишь вообще? Я — беременная, а не дура, — хмыкаю, демонстрируя свое недовольство таким сомнением в моих умственных способностях.
— Какая жалость, — скорбно вздыхает Максим, — я давно так легко деньги не зарабатывал, все пахать приходится…
— Да уж, тяжкая у тебя доля, — фыркаю я, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза.
Я знаю, что Огудалов, как и всегда, сделает все поперек моим словам. Я знаю эту черту, с самого первого дня своего знакомства с этим несносным мужчиной. Который абсолютно никогда не делает так, как его просишь. Всегда и во всем — он делает только по-своему. Так же, как и я…
Я вообще была удивлена, когда мне позволили спокойно сесть в машину и свалить. С Огудалова могло статься и в багажник меня запихнуть в рамках ролевой игры “я — властный дракон и похищаю тебя”.
Другое дело, что за это все он бы получил коленкой куда-нибудь. Куда-нибудь, чтобы и либидо не сломать, и чтобы ощутил хотя бы некую часть моего желания сделать ему больно.
А мне хотелось. Очень хотелось. Обнять, поцеловать, затащить в постель — но перед этим — придушить. Искусать до синяков, и чтобы впредь не повадно было бросать меня вот так. И кожу снять!
Короче, никакого милосердия.
Нет, серьезно, что мне надо было с ним делать? Бросаться на шею? С придыханием спрашивать, не откажется ли он от меня из-за ребенка? Да нахрен мне нужно такое счастье, откажется — так откажется, я и сама рожу, сама выращу. Ну, да, папы-американского бизнесмена у нас не будет. Будет бабушка-рестораторша, которая мне уже весь телефон оборвала, с той самой поры, как я умудрилась ей проговориться. Кажется, внука Тамара Львовна хотела даже больше, чем я — второго ребенка…
Все выходит именно так, как я и ожидала. Когда мы притормаживаем у моего дома — Дэйв уже там, стоит, опираясь задницей об капот собственной тачки, перекрыв Максу дорогу к подъезду, и ехидно ухмыляется. Ну да, что тут — три квартала, и мы еще стояли на светофорах. Обогнать было слишком просто…
Смотрю на него и пытаюсь не плавиться мозгами. Красивый же, стервец, красивый настолько, что не вздохнешь и не выдохнешь лишний раз. И все-то ему к лицу, и рубашечка светлая, и галстучек пурпурный, распущенный, только подчеркивает красивую шею Давида Огудалова.
И я бы хотела прихватить этого поганца за эту его узкую удавку, чтобы утащить его в темный уголок, подальше от наглых взглядов всяких пробегающих мимо львиц.
Туда, где его можно было бы раздеть и вдоволь попялиться, вдоволь нащупаться, точно-точно убедиться, что мое божественное совершенство наконец при мне, но есть одно но…
Жирное такое НО!
Я не собиралась перед ним млеть и растекаться влажной лужицей!
После сорока дней пустоты и тишины? Не-е-етушки.
Я что, совсем дура, что ли? Я смертельно обижена вообще-то.
В конце концов, он бросил меня в тишине один раз, где гарантии, что не сделает это снова?
— Моя покойная прабабушка и та ездит быстрее, чем ты, Вознесенский, — тем временем широко улыбается Давид.
— Знаешь, Огудалов, когда-нибудь ты со своим лихачеством влепишься в столб, — откликается Максим максимально занудным тоном, — и вот тогда я заберу себе её, — эта наглая невоспитанная морда тыкает в меня пальцем, — и буду воспитывать твоих детей. И ты этому уже не помешаешь.
— Я тебя и с того света обломаю… — откликается Давид.
Мальчишки. Я аж прикрываю глаза, не желая видеть, насколько по мальчишески эти два идиота себя ведут.
— Мне ведь проваливать на все четыре стороны? — заинтересованным шепотом интересуется Максим. Понятливый мальчик.
— Созвонимся, — улыбаюсь я.
— Когда освободишь мою жилплощадь? — мелочно напоминает Макс.
Да-да, это он мне “спонсировал” мое убежище, дав бесплатно пожить в его пустующей квартире. Мы — ужасные заговорщики!
— Это все зависит от того, как себя будет вести Давид Леонидович, — вздыхаю я. — Наверное, в конце следующей недели. По крайней мере, у Паши там закончится эта его травля тараканов на квартире, и я его выгоню из моей.
— Окей, — Макс косится на ожидающего Давида, — Дэйв, веди себя хорошо. Как можно лучше. Чтобы Надя наконец осознала, с каким занудой связалась. И сделала правильный выбор!
— Макс! — рычим мы в два голоса, потому что этот болтун уже основательно заколебал.
— Все-все, молчу-молчу. И вообще злые вы, поехал я от вас…
Максим отъезжает. Мы наконец-то остаемся наедине. Условно, конечно, все-таки люди во дворе есть. Но это неважно.
Мы — наедине.
Между нами остается пара шагов. Те самые, которые обе стороны хотят преодолеть, но у каждой есть причины этого не делать.
Моя причина — это он. И куча имеющихся к нему претензий. И я не хочу сближаться с ним ни на шаг, пока он на них не ответит. Пусть меня и тянет к нему как к магниту.
