И с этими словами и не взирая на бешеный стук сердца в груди, Рики села на край кушетки, прямо на уголок покрывала, и победно уставилась на Стернса. Внутри всё горело, и мысленно девушка приготовилась к худшему.
Стернс смотрел в упор и с ответом не спешил. Разглядывал сидевшую перед ним внезапно осмелевшую нахальную девчушку, щурил глаза и думал. Разглядывал внимательно, начав со спутанных волос, спустившись взглядом к губам и подбородку, а после – на едва заметную грудь. Девушка поёжилась. Резко захотелось набросить на плечи накидку и прикрыться, но нечем. Не покрывало же у милорда отнимать. Храбрость улетучилась, озорство во взгляде потухло, а Гай, чеканя каждое слово, словно вынося приговор, сказал:
– Тень всегда и везде у ног своего хозяина. Тень повторяет все его движения и никогда не предаст.
– Тени не позволительны чувства: ни радость, ни грусть, ни наслаждение...
– Не надо мне никакого наслаждения. – Рики поняла, к чему клонит Стернс, и умоляющие посмотрела на него. Она готова была и на колени бухнуться, если б не поганое покрывало, которое, стоило девушке скользнуть на пол, потянулось бы тут же следом. – Только возьмите меня к себе в Торренхолл. Не отсылайте в деревню или куда ещё.
Гайлард снова закрыл глаза и снова закусил губу, будто раны на спине опять неистово заныли. Молчание затянулось, и Рики тихонько поднялась с кушетки. Сидеть рядом смысла не было – девушка поняла это сразу. И когда надежда получить хоть какой-либо ответ окончательно улетучилась, Гай вдруг неторопливо и негромко произнёс:
– Нет. На эту роль ты не подходишь.
– Нет, и не проси.
Глава 20. Треснувший каблук– И сколько времени он тут сидит? – спросил Дагорм стражника, предварительно коснувшись пальцами его плеча. Одновременно с вопросом старик покосился в сторону самого дальнего угла, в котором было сыро, неуютно и до боли в глазах темно.
Стражник пожал плечами.
– Да я не следил.
– С той самой поры, как обед закончился, – проронил его напарник.
– Долго, – протянул Дагорм.
– Сами удивляемся. Мы его разок окрикнули – он молчит. Ну, мы больше и не стали.
– Он хоть там не мёртвый?
Дагорм всмотрелся в черноту. Видно было плохо. Тогда старик снял с крючка фонарь и, подняв его над головой, посветил в нужную сторону.
– Живой я, – донеслось из угла, а тусклый свет выхватил из темноты Далена.
В трюме было тесно, душно, и попахивало прокисшей мешковиной.
Прошаркав от бочек, на которых сидели стражники, до молодого моряка, Дагорм опустился рядом с ним на доски и, поджав ноги, повернул голову, и посмотрел туда, куда уставился Дален. Только вот на них обоих, как, впрочем, и на охрану, со стороны черноты никто не глядел, при том, что этот «никто» уже и не лежал, а, закутавшись в мешковину, сидел, обхватив руками коленки, прислонившись спиной к стене и опустив голову так, что ни рта, ни глаз не разглядеть.
– Не даёт покоя? – спросил Дагорм после долгого молчания. – Мне тоже. Таскаюсь сюда по пять раз на день и каждый раз думаю, а ну как зыркнет на меня взглядом ящера, разинет пасть да спалит весь корабль.
– Я впервые... убил... – Дален так и не смог завершить начатую фразу. Его беспокойный взгляд шарил по худенькому силуэту пленника, словно решал, кто же был поражён на острове в самое сердце: чудовище или человек.
На помощь пришёл старик.
– Ты убил зверя и спас наши жизни. Знаешь, не каждый отважился бы так рискнуть своей жизнью.
– О чём вы?
– Ты прекрасно знаешь, о чём. Зверю нужен был милорд. Отдай ты Стернса чудищу, глядишь, тот даровал бы тебе жизнь. Но ты предпочёл сражаться, хотя шансы на точный выстрел были ничтожны.
– Но они были.
– Вот тут я развожу руками и не перестаю удивляться госпоже удачи.
– Значит, удача меня любит.
– Именно, мой мальчик. Тут опытному-то лучнику в цель не попасть, а ты, ни разу того лука в руках не державший, вдруг поражаешь зверя прямо в сердце. Мистика! Загадка! Ну, или то самое везение, которым не стоит злоупотреблять, и та самая благородная смелость, которой тебе следует гордиться.
Продолжая смотреть на светловолосого мальчишку за стальными прутьями и хмурить лоб, Дален произнёс:
– Зря его сюда потащили. Надо было добить прямо на берегу.
– А вот сейчас ты меня разочаровал, – тут же отозвался Дагорм.
– Почему? Он чуть не превратил нас в угольки на острове... На себя-то мне плевать, но за Рики убью любого.
– Ты снова забываешь главное. Та тварь не хотела твоей смерти, как и смерти твоей сестры. Иначе что ему мешало перерезать тебе горло в воде, как и твоему хамоватому приятелю? Как там его звали? Рэй, Рон?.. Рин! Чикнул бы тебя так же, и готово. А? Не думал об этом? То-то. А я вот думаю. Тварь решила оставить тебя в живых. Но почему?
– Вы это выясните?
– Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти разгадку. Если мальчишка откажется говорить, у нас есть книги. Глядишь, в самом крохотном и лишённом ритма стихе и кроется намёк. А после ниточка потянется, и клубок распутается.
Дален взъерошил давно немытые волосы и провёл ладонями по заросшему щетиной подбородку.
– Я устал, – выдохнул он. – И просто хочу домой. Хочу забыть обо всём, что видел, и никогда об этом не вспоминать.
– Капитан Мортенер выжимает из этой посудины всё возможное. И так идём на четыре узла больше верха. Вчера даже мачта чуть не затрещала. Если мы неожиданно не сядем на мель или не перевернёмся по причине такой прыти, то прибудем в порт уже завтра после полудня.
– Скорей бы.
– Мы все нуждаемся в отдыхе, – обречённо согласился старик.
Дален поморщился.
– Дело не только в усталости.
– Что же ещё? Урожай не скошен?
Дален мотнул головой.
– Я беспокоюсь о Рики.
Старик удивлённо повёл бровями.
– Твоя сестрица в тепле и сытно накормлена.
– Я не о том, – оборвали старика.
– Что же может ещё волновать, коль стужа не пробирает до дрожи, и желудок не урчит с голоду?
– Стернс не отпускает её от себя которые сутки. Она сидит около него, спит около него... Кто знает, что там ещё происходит.
