Когда он усадил меня на диван в идеально чистой гостиной, я подумала, насколько же мне легко общаться с ним и как трудно дается общение с мамой. Гостиная в доме моих родителей отличалась минималистической обстановкой, четкими линиями и чистотой. Она была так не похожа на гостиную в Шамблз, где почти постоянно царил бардак. Агнесса обожала маленьких кукол, которые были расставлены по всей комнате, обожала керамические безделушки, которые стояли на полках и собирали пыль, обожала стихи матери Подрига, которые висели на стенах в кривых рамках. А еще там было очень много книг. Это был бесконечно очаровательный бардак – и я его очень любила.
Я уже собиралась задать вопрос о маме, как вдруг она вошла в комнату, на ходу поправляя прическу. Мне показалось, что она решила прихорошиться ради меня.
– Дорогая, – сказала она и протянула ко мне руки.
– Привет, мам, – ответила я, встав с дивана и слегка ее обняв. Я уже начала готовиться к самому плохому.
– Дай мне посмотреть на тебя, – сказала она, отойдя на расстояние вытянутой руки и рассматривая меня с головы до ног.
Да. Вот оно, это самое плохое, и началось.
– Ты выглядишь такой уставшей, – с дрожью в голосе произнесла она.
Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза.
– Я только что прилетела из Ирландии.
– А еще ты, должно быть, так страдаешь. Дэйв! – крикнула она в сторону кухни. – У нас есть вино? Думаю, оно нам не помешает.
Я покачала головой:
– Нет, я не хочу.
Хотя это не такая уж и плохая идея.
– Дэйв, принеси мне вино! – Она улыбнулась натянутой улыбкой. – Тебе, наверное, лучше и не пить. В вине столько ненужных калорий.
Не знаю, каким было выражение моего лица до этой фразы, но, каким бы оно ни было до, после ее слов лицо у меня вытянулось, и я внутренне содрогнулась.
Началось.
Но на этот раз я не собиралась безропотно ее выслушивать.
– Почему ты так помешана на калориях? – задала я ей провокационный вопрос.
От неожиданности она нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду? Мы все должны думать о калориях.
– Но ты-то не думаешь. Ты пьешь вино, и тебя это не беспокоит.
– Когда я была в твоем возрасте, я всегда о них думала, – жестко ответила она. – И только благодаря этому сейчас я могу есть все, что хочу. Ты сама все поймешь, когда станешь старше. Невозможно женщинам после пятидесяти или шестидесяти сохранять свой идеальный вес, если они не поддерживали его в молодости. Поэтому не сдавайся.
Она серьезно?
– Не сдаваться? – произнесла я. – Мама, я не знаю, заметила ли ты, но я больше не занимаюсь подсчетом калорий. Я, конечно, слежу за своим питанием, но не зацикливаюсь на нем. Если я хочу съесть печенье, то я его ем. И прекрасно себя при этом чувствую.
– Ирена, ты опять набросилась на дочь? – прокричал папа из кухни. – Она снова переживает сердечную драму, будь к ней более внимательна.
Я подняла брови и с вызовом посмотрела на маму.
Да уж, действительно, будь ко мне более внимательна.
Но мама лишь подняла подбородок – знак того, что она приготовилась к обороне.
– Я внимательна к тебе. Я всего лишь беспокоюсь о тебе, дорогая. Я за тебя переживаю.
– Но почему? У меня всего лишь сорок восьмой размер одежды! Я не жирная! Да даже если бы и была, почему ты считаешь, что вправе меня осуждать? У меня нет проблем со здоровьем, кроме тех, которые появились после того, как я попала под колеса грузовика, когда была маленькая, когда мне пришлось заново учиться ходить, а теперь все ноги в шрамах.
Она сжалась так, словно я влепила ей пощечину.
– Не кричи на меня. Мы все прекрасно помним, что с тобой произошло. Но ты не можешь использовать это в качестве оправдания.
– Оправдания в чем?
Она вытянула руки.
– Я не знаю. В этом, – сказала она, показывая на меня. – Я не знаю, что ты делаешь, но все мужчины тебя бросают.
От ее слов глаза у меня вылезли на лоб. Я начала задыхаться.
НЕТ.
– Что ты только что сказала? – жестко спросила я.
Она, помолчав, ответила:
– Послушай, дорогая. Я люблю тебя, но это второй раз подряд, когда из-за неудачных отношений ты сгораешь дотла. Что мне остается думать? И Колин, и Подриг – богатые, красивые и достойные мужчины, и они оба были инициаторами разрыва с тобой. Очевидно, что ты делаешь что-то не так, твое поведение отталкивает их. Вот я и подумала, что, возможно, всему причиной твой вес…
Я не верила своим ушам.
Я понимала, что она говорила все это всерьез, но я просто не могла в это поверить.
Какая наглость.
А она продолжала:
– Я хочу сказать вот что. Ты обращала внимание на то, как живет большинство твоих сверстниц? Они не вылезают из фитнес-клубов. Ты же туда вообще не ходишь. Они следят за тем, что едят. Тебе все равно. Я понимаю, что из-за травмы ног ты не можешь носить высокие каблуки, но ты могла бы одеваться чуть более сексуально. Разве ты не видишь, что есть возможность улучшить свою внешность? Просто попробуй сделать что-то, и ты, возможно, изменишься. Я верю в тебя. Я верю в то, что у тебя получится.
И она мне улыбнулась.
Самым ужасным было то, что она говорила все это искренне.
Она действительно верила в весь этот бред.
– Я думаю, что у меня и так все отлично, – едва слышно ответила я. Гнев бурлил во мне, как расплавленная лава.
– Ирена, у нее и так все отлично, – резко сказал отец, войдя в комнату.
Мама заметила вино в его руках и потянулась, но он не дал ей взять бокал.
– Я не дам тебе это, пока ты не принесешь Валери извинения, – сказал он так, словно предлагал ей сделку.
Мама возмутилась.
– Почему я должна приносить ей извинения? Я не виновата в том, что она такая.
– Какая «такая»? – спросила я. – Договаривай. Хочешь сказать, что я толстая, – скажи, я это переживу. Это всего лишь слова. В слове «толстая» нет ничего плохого. Это просто слово, оно меня не оскорбит. Тем более что я не толстая и это слово не имеет ко мне никакого отношения.
Мама улыбнулась с выражением глубокого сочувствия на лице.
– Оно имеет к тебе отношение, раз твои мужчины уходят от тебя, выбирая кого-то получше.
НУ ВСЕ. С МЕНЯ ХВАТИТ.
– Знаешь, что?! – начала я кричать и расстегивать пальто, а потом швырнула его на пол.
– Ты что, собираешься побить меня? – растерянно спросила она, когда я стала стягивать с себя свитер. – Дэйв, она что, собирается меня побить?
