I. Путь к руководству фламандской политикой
Мы уже описали две ситуации, в которых Ангерран де Мариньи общался с фламандцами. Они, на самом деле, являются частью истории начала карьеры Ангеррана и не имеют никакого отношения к той роли, что спустя несколько лет он сыграл во франко-фламандских отношениях. Вкратце напомним, что тогда король отправил Мариньи, тогда еще оруженосца,/вместе с Готье де Митри и Гильомом де Талле в дипломатическую миссию, которая, по всей видимости, относится к апрелю-маю 1302 г. Речь шла о проведении переговоров с восставшими знатными горожанами и «бюргерами; посланников облекли в действительности довольно обширными полномочиями.[1155] Гильом Гиар упоминает Мариньи, в «Генеалогии королевских линьяжей», в числе рыцарей, которые в 1304 г. сражались при Монс-ан-Певеле,[1156] и тот факт, что это произведение было написано до 1307 г., когда камергер был еще очень мало известен за пределами королевского отеля, позволяет нам считать это утверждение вполне достоверным.
«когда граф Намюрский понял, что его людям угрожает опасность, он направил в Париж письмо Ангеррану де Мариньи, главному советнику короля, графу Савойскому а герцогу Бретонскому, которые негласно так повлияли на короля, что он отозвал гарнизоны, стоявшие вокруг Фландрии, и установил перемирие с фламандцами, продлившееся вплоть до Вербного воскресенья».[1157]
Речь, само собой, могла идти только о перемирии, продолжившемся вплоть до 30 марта 1305 г., но в верительных письмах имя Мариньи не упоминается в числе назначенных королем представителей,[1158] к тому же маловероятно, что подобные полномочия могли быть предоставлены камергеру в начале 1305 г. Эту ошибку, по всей видимости, хронист допустил в оглядке на проходившие с 1311 по 1314 г. переговоры,[1159] которыми очень часто руководил Ангерран.
В 1307 г., видимо, дела Фландрии еще не были прерогативой Мариньи, и он занимался решением подобных проблем лишь тогда, когда они были сопряжены с его прямыми обязанностями. Пятого июня он вместе с Матье де Три, камергером Франции, присутствовал при том, как графы Фландрии и Люксембурга приносили присягу, которая состояла в клятве соблюдать и заставлять соблюдать других условия Атиского мирного договора.[1160] Мариньи, как[1161] и Матье де Три, в данном случае просто выполнял должностные обязанности камергера: то есть он присутствовал при принесении присяги вассалами короля. Действительно, эту присягу можно рассматривать как повторное принесение оммажа сеньору. Но ввиду необычного характера этой клятвы оба камергера в данном случае выступали в качестве свидетелей.
В сентябре Мариньи распорядился назначить ренту в 600 турских ливров из королевской казны Тибо де Шепуа, командиру отряда арбалетчиков и доверенному лицу Карла Валуа: это была компенсация за то, что Жирару де Соттегему, шателену Гента, была вновь передана рента в 600 ливров, которые он получал в Удене, близ Бетюна, до войны; король отнял ее за измену и передал Тибо де Шепуа. В 1297 г. наказание Жирару де Соттегему было смягчено, в связи с чем ему была выделена такая же рента из королевской казны, а после помилования ему была возвращена первоначальная рента с города Удена, в обмен на выплату с казны, которую передали Тибо де Шепуа.[1162] Какую роль в этом деле сыграл Ангерран? Речь шла о попытке примирения с шателеном Гента, но Мариньи, скорее всего, занимался данной проблемой не только по этой причине. Более вероятно, что, поскольку этот вопрос относился к финансовой сфере, а также был некоторым образом связан с королевским отелем – как командир отряда арбалетчиков Тибо де Шепуа мог попросить камергера, чтобы тот занялся выплатой ему ренты из королевской казны, так как это избавило бы его от лишних хлопот накануне отъезда на Восток, – его должен был разрешить именно Мариньи.
