– Зачем? – просил Антошин.
– Мне надо, – твердо сказала Северцева, – а ты подмени меня. Если вдруг что… Саша же сегодня вечером работает?
– Я еду на рынок. Мне нужно купить хорошие баклажаны.
И, оставив его удивленным, выскочила из отеля.
Она не поехала на машине и не стала нырять в метро. Она пошла пешком. Только сегодня Наталья поняла, что пешая дорога дает ей ощущение полноты жизни. «Что он еще просил? Ах да! Сыр козий. Еще я куплю помидоры. Розовые, – думала Северцева и вспоминала, с каким аппетитом ел утку Лучиков. – Какой он милый. И интересный. И так легко ему сделать приятное. Надо будет посмотреть, как слоеное тесто готовят!»
У перекрестка она оглянулась на «Гранд-Норд». Каждый фрагмент этого здания был ей знаком. Этот дом был ее родиной, ее якорем, ее спасением. И теперь, когда она так резко начинала новую жизнь, он стал хранителем того, что составляло ее надежды.
Эпилог
Три года спустя
– Наташа, ты, главное, отдыхай! Здесь все хорошо, никаких происшествий. Все идет своим чередом.
– А спортсмены заехали? Не шумят?
– Заехали, жалоб на них нет. Я за всем слежу. Не волнуйся.
– Хорошо, не буду. Но если что, звони!
– Я же тебе сказал, – в голосе говорящего послышался металл, – что главное сейчас – твой отдых. Как дети? Они уже уехали?
– Да, вчера. Мы отлично провели время.
– Ну слава богу. Обнимаю тебя. Позвоню вечером. А ты сейчас сразу на пляж.
– Слушаюсь! – отчеканила Северцева и приложила руку к воображаемому козырьку. Увидев свое отражение в зеркале, она рассмеялась. Загорелая дочерна, только зубы и белки глаз блестят, она выглядела совсем молодой. А самое главное, и чувствовала себя так.
Северцева вышла на балкон. Внизу плескалось море, стоило только спуститься по лестнице – и ты уже у кромки воды. «Да, иду на море», – подумала Северцева, она с улыбкой огляделась. Это тихое место на небольшом острове в Средиземном море стало ее домом на целых полтора месяца. Они прилетели сюда вдвоем – она и Лучиков. Да, тот самый ворчливый, занудливый, вечно на что-то обижающийся Петр Петрович. Наталья только диву давалась, как люди ухитряются создать о себе ложное впечатление. Лучиков был просто профи в этом смысле. Его манера говорить отвлекала от главного – от широкой души, мягкости, от удивительной способности понять в каждом явлении его суть. Все эти достоинства Северцева обнаружила внезапно – когда под влиянием порыва рассказала Лучикову свою историю.
– Мы совершенно с вами не похожи. Но у нас одинаковая ситуация, – выслушав, произнес тогда после долгого молчания Петр Петрович. – Мы с вами не умеем жить. Мы не умеем проживать день, час, каждую минуту. У нас в голове планы. А вечное следование планам истощает нас.
– А что в своей жизни хотели сделать вы, какие планы были у вас? – спросила Северцева.
– Я всегда хотел работать. Карьера и большие деньги – это побочный продукт. Мне всегда хотелось быть занятым, необходимым, ключевым, – Лучиков вздохнул, – может, это я так хотел компенсировать свою некрасивость.
Северцева уставилась на него – после нескольких дней тесного общения этот мужчина казался ей в высшей степени интересным. Да, он невысокого роста, и мягкие черты его лица далеки от плакатной мужественности, но именно эта мягкость, эта лукавость серых глаз, этот высокий лоб обладали очарованием. «Он очень обаятельный. И умный. А умный мужчина – это красивый мужчина!» – думала Наталья Владимировна. Она ни разу не сравнила Лучикова с Антошиным. И увидела Петра Петровича таким, каким он был на самом деле.
– Я не буду вам говорить цветистые комплименты. Только скажу, что вы мне нравитесь, – просто произнесла Северцева.
Лучиков покраснел до кончиков ушей и, глядя куда-то в сторону, сказал:
– А я в вас влюблен. И, по-моему, давно. С тех пор, как тогда перед Новым годом разбил у вас гирлянду в холле.
– Вы еще порезали руку, – вспомнила Северцева, – но это было так давно!
– Да, давно. Но именно тогда я обратил на вас внимание.
– Мы с вами старые знакомые, выходит, – рассмеялась Наталья.
– Давайте будем на «ты», – предложил Лучиков и добавил: – Если бы не гипс на ноге, я бы вас поцеловал.
Целовались они потом. Когда сняли гипс, когда Лучиков приехал в Москву в отпуск. Они не только целовались. Закупив вина и закусок, они проводили целые дни в спальне. Северцева только звонила утром в отель и просила извещать ее о происшествиях.
– Не волнуйтесь, – говорили ей и старались решать все проблемы без нее. Слух, что Северцева влюбилась, давно разнесся по всему отелю, и только самый равнодушный не обсуждал перспективы этого романа.
– Она мстит Антошину, – твердили дежурные администраторы.
– Она что-то задумала, – предполагали коридорные.
И только швейцары Тихон Ильич и Матвей Ильич помалкивали. Они случайно застали Северцеву и Лучикова целующимися у входа, видели букеты, которые Лучиков дарил.
– Быть свадьбе, – высказал свое мнение Тихон Ильич.
– Пожалуй, – согласился его брат.
Сами влюбленные о свадьбе не думали, хотя голова шла кругом от чувств и от вопросов, которые хотелось как можно быстрее решить.
– Переезжай ко мне. Я просто требую, чтобы ты переехала ко мне, – как-то сказал Лучиков.
Северцева промолчала. Она уже хорошо знала нрав своего Петра Петровича. За мягкостью скрывалась железная воля и абсолютно мужские повадки в решении серьезных вопросов. А вопрос о совместном проживании был именно таковым.
– Мы будем жить у меня. К тебе в квартиру я не поеду. И с работы тоже не уйду, – железным голосом произнес Лучиков.
И Северцева, которая всю жизнь сама так разговаривала, спасовала. Она не нашлась что ответить и не рискнула спорить. Потому что очень боялась потерять Лучикова.
– Хорошо, но мне надо время…
– Месяц. Не больше, – отчеканил Петр Петрович.
Северцева запаниковала. Она была влюблена и хотела семью, но не имела права оставить «Гранд-Норд». Она перестала спать ночами, пытаясь найти выход из положения, но ничего придумать не могла.
– Ты что-то от меня скрываешь? – сурово спросил как-то Лучиков.
– Откуда ты это взял? – удивилась Северцева.
– Ты не спишь, о чем-то все время думаешь. Что тебя беспокоит?
– Отель, – ответила Наталья, удивившись тому, как ее мужчина не понимает серьезности стоящей перед ней проблемы. – Меня беспокоит отель. И я боюсь, что в моей новой жизни… То есть в нашей новой жизни опять произойдет то, что между миром и мной будет стоять отель. Неужели нет никакого выхода?!