Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
О «недоученных» танкистах
В книгах цикла «Большая война Сталина» я уже писал о том, что по совокупности многих показателей (уровню начального образования и начальной военной подготовки, обученности, физической подготовке, моральному состоянию и т. д.) качество личного состава советских Вооруженных сил в июне 1941 года было, возможно, самым высоким за всю историю их существования. «Кадровый военный» применительно к предвоенному периоду — это давно устоявшееся выражение, широко используемое историками, мемуаристами и писателями. Смысловое содержание этого своеобразного «бренда» включает такой набор привычных мысленных ассоциаций, как высочайший профессионализм, внешняя подтянутость и «спортивный» вид, гордость за свою часть, стойкость в бою и корректное отношение к подчиненным (без «мать-перемать» и зуботычин). Мог бы привести множество подтверждающих эту мысль примеров, но не считаю нужным: с этим и так никто не спорит. Вместе с тем сложилась несколько странная ситуация: буквально те же ученые и мастера пера, кто без устали нахваливал «кадровых военных», в то же время дружно поливали (и поливают) грязью «кадровую» Красную Армию в целом. При этом они совершенно не задаются вопросом: а как такой «дуализм» возможен в принципе?.. Скажу честно: я пока не докопался до причин, породивших сей удивительный парадокс. Интересно отметить, что благодаря сотням «военных» романов и десяткам кинофильмов (в том числе и довоенных) понятие «кадровый» стало достоянием масс. В бывшем СССР до сих пор если не понимают, то уж точно чувствуют разницу между «кадровым военным» конца 30-х — начала 40-х и, скажем, профессиональным офицером современной Российской армии — последний до этой высокой планки явно недотягивает. Словом, хоть водку называй «Кадровая»: не исключаю, что она нашла бы своего потребителя.
В других моих работах уже упоминалось о том, что, согласно энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945», с января 1940-го по июнь 1941 года численность личного состава автобронетанковых войск возросла в 7,4 раза (с. 113). Судя по динамике проведения скрытой фазы советской мобилизации, часть втихаря призванных «запасников» попали в части вновь формируемых механизированных соединений в феврале — мае 1941 года. Следовательно, у тех из них, кто не служил раньше, оставалось три-четыре месяца на прохождение «курса молодого бойца» и овладение азами военных специальностей. Советский историк В. Анфилов сетует: «…не весь личный состав танковых войск удалось хорошо обучить… В механизированные корпуса поступило много солдат весеннего (1941 г.) призыва. Их рассчитывали обучить только к 1 октября 1941 г. («Начало Великой Отечественной войны», с. 29). Заметим, что Анфилов весьма осторожен в высказываниях. Он пишет «не весь…», не указывая конкретно, сколько этого «не всего» было в процентах от численности личного состава автобронетанковых войск в целом и в отдельных механизированных соединениях в частности — особенно в мехкорпусах «первой пятерки». Не упоминает он и о том, какую часть «солдат весеннего призыва» составляли уже служившие в армии, то есть те, кого призывали на так называемые «сборы». Между тем есть большая разница между восемнадцатилетним юношей, впервые оказавшимся в армии, и зрелым мужчиной в расцвете лет, который успел отслужить срочную и даже повоевать с японцами и финнами.
Нет конкретной информации на этот счет и у М. Барятинского, который тем не менее посчитал возможным написать: «…новые экипажи к началу войны не успели овладеть техникой, многие механики-водители, например, получили всего лишь 1,5—2-часовую практику вождения танков» («Великая танковая война», с. 183). Вновь непонятно, какие такие механики-водители получили эти самые полтора-два часа вождения — те, для кого они оказались первыми в жизни (разумеется, помимо трактора), или уже отслужившие в танковых войсках и получившие вполне достаточный опыт, требовавший лишь некоторого «освежения». Впрочем, по словам М. Барятинского, «была организована массовая переподготовка кадров…» (там же).
Р. Иринархов, правда, приводит кое-какие конкретные данные. «Красноармейский состав 37-й танковой дивизии (КОВО), — пишет он, — на 60 % представлял собой новобранцев призыва мая 1941 года, совершенно необученных и не прошедших полностью курса подготовки молодого бойца… Особенно плохо обстояло дело с подготовкой командиров танков и механиков-водителей» («Красная Армия в 1941 году», с. 169). Или еще: «В батальоне связи и понтонно-мостовом батальоне 28-й танковой дивизии (ПрибОВО) около 70 % составляли военнослужащие первого года службы, которые к началу боевых действий так и не сумели получить достаточных навыков в работе по своей специальности» (там же). Что ж, может быть… Я, правда, по-прежнему испытываю сомнения в отношении того, насколько правомерно считать, что «не лучше обстояло дело и в других соединениях и частях механизированных корпусов» (там же). Поясню, что имеется в виду.
К началу войны в автобронетанковых войсках числилось около миллиона военнослужащих. Неужели действительно 60–70 % этих людей — то есть 600–700 тысяч — были призваны весной (а также летом: предлагаю вспомнить динамику изменения численности мехкорпусов ЗапОВО за три предвоенные недели) 1941 года?.. Надо ли понимать, что практически весь весенний призыв 1941 года (он составлял порядка 800 тысяч человек) полностью пошел на доукомплектование новых механизированных корпусов? А что же тогда досталось всем остальным — пехоте, артиллерии и ВВС, которые в первой половине 41-го росли такими же стремительными темпами? Если вспомнить приведенную выше табличку с динамикой роста личного состава мехкорпусов ЗапОВО в три предвоенные недели, то можно прикинуть, что в среднем каждый мехкорпус в эти дни пополнился на 11 000 военнослужащих. Если умножить на 29, то получится порядка 320 тысяч человек, пришедших во все мехкорпуса. Надо ли полагать, что еще 300–350 тысяч были таким же образом призваны в мае? Я в этом не уверен: а кто в таком случае был направлен на пополнение огромного количества стрелковых дивизий, о котором говорил Р. Иринархов?.. Кем бы комплектовали противотанковые артиллерийские бригады РГК, сотни дивизионов вновь создаваемых артполков?.. А укрепрайоны?.. А мощнейший тыл?..
Даже если бы дело обстояло именно так, то куда вдруг подевались десятки тысяч «сверхсрочников»? Где спрятались сотни тысяч «старослужащих» танкистов, призванных в ходе «суперпризыва» 1939–1940 годов и находившихся на пике своей готовности как раз к июню 1941 года? Почему ничего не говорится о том, что из запаса призывали не только юношей безусых, но и десятки тысяч вполне взрослых мужчин, служивших танкистами и водителями в 30-х годах? В общем, вновь возникают вопросы. Так или иначе, предлагаю поверить уважаемым историкам на слово. Предлагаю консервативно считать, что не менее половины личного состава мехкорпусов накануне войны являлись плохо подготовленными восемнадцатилетними юнцами, которым пришлось столкнуться в бою с давно сформированными соединениями Вермахта, укомплектованными исключительно матерыми «панцер-ветеранами». Предположим, что у второй половины личного состава мехкорпусов — советских офицеров-профессионалов, младших командиров-сверхсрочников и бойцов-старослужащих, многие из которых прошли Халхин-Гол, «зимнюю войну» и «освободительные походы» лета 1940 года, — имелось три-четыре месяца, чтобы «натаскать» и «переварить» свалившихся на их головы молокососов.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81