Нет, выстрадай сперва своё богатство,А там посмотрим, станет ли несчастныйТо расточать, что кровью приобрёл…
Барон стоит коленопреклонённо у сундука, охватив его руками. Эта роль была очень в духе Макарьева.
Он исполнял её несколько «старомодно», «торжественно», в духе трагедийной классики. Но помню я его и в другой роли; современной, тоже очень трагичной – в роли профессора Веделя из спектакля «Продолжение следует». Эту роль он исполнял «ершисто», нервно, угловато, непоседливо.
В этом же спектакле изумительно сыграл роль Польди Борис Блинов. Польди, думая, что он поможет семье, становится полицейским. И вот трагедию его «отторжения» от семьи, его прозрения с душераздирающей искренностью играл Блинов.
Любили мы и Пугачёву, и Колесова. Поэтому, когда видели их играющими вне ТЮЗа, мы гордились, но в душе у нас (у меня во всяком случае) возникало чувство 391 ревности. Мы не ревновали Черкасова и Чиркова. Они покинули ТЮЗ на самой заре его существования, а с Блиновым расставаться было обидно. Его мы увидели в роли Фурманова в знаменитом «Чапаеве», а затем в фильме «Жди меня», и только ранняя смерть не дала развернуться его незаурядному дарованию. Пугачёву мы вдруг узнали в главной героине фильма «Остров сокровищ», где её искромётный, очень «тюзовский», талант с блеском проявил себя. Колесова я увидел уже много лет спустя в акимовском театре, когда театр Акимова захватил лидерство среди ленинградских театров.
Вспоминая этих замечательных артистов, да и множество других ярких и самобытных актёров, невольно задумываешься над тем, как плодотворна была тюзовская школа.
Все эти «потери» были во славу ТЮЗа, а вот как поистине большую утрату восприняли мы создание «Нового ТЮЗа».
Талантливому Борису Зону стало тесно «в одной берлоге» с Брянцевым. У него, видимо, были свои замыслы, свой путь, и он отпочковался. За ним ушли и некоторые ведущие актёры. Мы потеряли Уварову, например.
В Новом ТЮЗе был обычный театральный зал и нормальная сцена. Истинные приверженцы ТЮЗа на Моховой поначалу просто бойкотировали Новый ТЮЗ. Из спектаклей Бориса Зона я видел только два: «Голубое и розовое», из жизни предреволюционной женской гимназии, и «Музыкантскую команду», спектакль на революционную тему. Конечно, это были очень интересные и яркие спектакли. Борис Вульфович был чрезвычайно талантливым и увлечённым режиссёром и актёром. Для него маленький зритель был также уважаем и дорог, как и для Брянцева. Притом, в конце концов, он же прошёл «нашу» школу, вышел из театра на Моховой. И всё-таки в Новом ТЮЗе было что-то не то. Чего-то всё же не хватало. Видимо, привязанность к театру соткана из множества привычек, традиций, условностей. Наверное, театр мы воспринимаем как единый живой организм, и отрезанная часть его долго остается «отрезанной частью» и нескоро заживёт собственной жизнью. Для тех, во всяком случае, кто знал и любил старый ТЮЗ.
Конечно, ТЮЗу свойственна была своя «особая атмосфера», но создавалась она отнюдь не только в зрительном зале. В основе этого настроя лежала необыкновенная «слитность» театра и зрителей. И слитность эта рождалась не только во время спектакля. Одним из очень важных условий этого единения являлась работа в школе. И тут необходимо рассказать о делегатском собрании. Эта форма работы изобретена была в ТЮЗе.
Если обратимся к сухому формальному языку «Положения о делегатском собрании учащихся при государственном Театре юных зрителей», то там всё разложено по полочкам. Делегатское собрание создается с целью:
а) Активного содействия театру в решении стоящих перед ним задач;
б) Ознакомления работников театра с запросами его зрителей, а зрителей с жизнью и работой театра;
в) Воспитания театрально грамотных зрителей.
В «Положении» регламентировалось буквально всё: и выбор делегатов, и форма работы с ними, и анализ результатов.
Но для нас, учеников 7-й школы Петроградского района, вся эта работа выглядела очень просто. У нас был милейший Миша Абрамсон. Дорогой наш Мишка. Он много лет осуществлял все связи школы с ТЮЗом. Весёлый, неизменно остроумный, обходительный и мудрый. Он «активно содействовал» и «ознакомлял», а главное, приносил и распределял билеты на спектакли. Меня связывала с Мишей многолетняя дружба. Как сейчас помню его узкоплечую фигуру, тонкое вытянутое лицо с чёрными, почти сросшимися бровями и, главное, какое-то «застенчивое остроумие».
Начинал Миша работу со сбора сведений, какие бы спектакли нам хотелось посмотреть. Через некоторое время он приносил из театра «реальные возможности», то есть то, что театр по плану отпускал школе. В рамках этого лимита мы записывались и вносили деньги. Некоторое время спустя Миша приносил билеты и распределял их. Вот тут-то и проявлялись весь его такт и способности дипломата. Билеты были на места разного достоинства. И раздать их так, чтобы никого не обидеть, было непросто. Но Мишка был мудр, и все оставались довольны. Я уж не знаю, как «строил» он свою работу в театре, но билеты мы получали всегда регулярно и в изобилии.
