Как показывала карта, дорога, обогнув гору, должна была соединиться с той, которую я искал. Ни указателе значилось точно — Monte Scuderi, и он отсылал в правильном направлении, через густые заросли съедобных каштанов.
Но нужной мне дороги там не оказалось.
Ох-х! Пришлось ехать через заросли съедобных каштанов, мимо звенящих ручьев и стоявших, словно на выставке, цветов, мимо ущелий, поросших рябиной, падубом, каменным дубом и ясенем. С дороги открывался потрясающий вид на Мессинский пролив и Южную Калабрию. Однако в конце концов и эта «тропа» превратилась сначала в какое-то грязное месиво, а потом и вовсе растаяла в горах. Я был зол и раздражен. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться на прибрежную трассу и смириться с ее пробками.
Было уже темно, когда мы с «Моникой» поднялись по похожей на штопор трассе, ведущей от пляжа Маццаро, и оказались перед «Каза Кусени» над Таорминой.
* * *
Дом очаровал меня в тот самый момент, когда я, подпрыгнув, влетел на «Монике» сначала на тротуар, а потом в ворота, едва не столкнув хозяйку, Мелиссу Фелпс, в пруд и не отправившись туда же вслед за ней вместе со своим скутером.
Дом и окружавший его сад отличались красотой, целесообразностью, интеллигентностью и ярко выраженной индивидуальностью. Он возвышался на склоне головокружительного холма над Таорминой, высокий и уверенный в себе, сочетая формализм тосканской виллы с комфортабельностью английского загородного дома. Все это было спроектировано и построено Робертом Китсоном в 1905 году. По образованию он был инженером, но строительство усадьбы превратило его в архитектора, прораба, в дизайнера интерьеров и садовника. Обладая воображением, не испорченным придирчивыми педагогами, он не задумывался о том, можно ли сочетать ар-нуво с сицилийским стилем, и пригласил своего учителя и друга Фрэнка Брэнгвина[77], который спроектировал панельную обшивку, стол, буфет и стулья и расписал стены столовой.
Когда в 1948 году Китсон умер, его племянница, Дафна Фелпс, приехала на Сицилию, чтобы продать дом. Но вместо этого влюбилась в него и решила поселиться здесь, а чтобы сводить концы с концами и принимать постояльцев, написала историю своей жизни на острове, издав прелестную книгу «Дом на Сицилии». В 2005 году, в возрасте девяносто четырех лет, Дафна тихо скончалась в собственной постели — настоящая una partenza dolce (спокойный уход). Она завещала дом своим племянникам и племянницам, которые, чтобы иметь возможность содержать его, создали Культурную ассоциацию «Каза Кусени», и Мелисса, виолончелистка по образованию, стала менеджером и последней по времени хранительницей славы этой усадьбы. Один добрый друг порекомендовал меня ей, и мне здорово повезло: в то время когда я собирался приехать в Таормину, она должна была пребывать на месте.
По обе стороны от череды лестничных маршей раскинулся головокружительный сад в виде зеленых и тенистых террас. Причудливый формализм самой структуры сада слегка смягчали роскошные кусты и растения всевозможных, самых неожиданных форм. Воздух был напоен ароматом жасмина, цветущих лимонов. Наконец я, задыхаясь, оказался на террасе перед дверью с портиком, ведущей на первый этаж. За ней находилась великолепная, просторная гостиная, занимавшая центральное положение; по одну сторону от нее располагался кабинет, а по другую — столовая со знаменитой росписью Брэнгвина. К столовой примыкала темноватая кухня. Спальни и ванные комнаты находились на втором этаже и под самой крышей.
Было видно, что дом здорово обветшал. Как сказала сама Мелисса, водопровод «дышит на ладан», да и сад тоже нуждается во внимании, но дом по-прежнему производил огромное впечатление своей необычностью и странным сочетанием гедонистической роскоши и инженерного расчета. Видно, что его интерьер тщательно продумали и организовали таким образом, что помещения одновременно служили и общественным местом, и частным жилищем. Внизу, у подножия холма, покоился город, а справа от дома поднималась Этна, и лава, застывшая на ее склоне, искрилась в темноте. Сидя на террасе, мы с Мелиссой пили и разговаривали.
* * *
Своей репутацией города, терпимого к предосудительному поведению иностранцев, Таормина обязана двум немецким баронам — Отто Геленгу и Вильгельму фон Гледену, которые в восьмидесятых годах девятнадцатого века опубликовали фотографии местных обнаженных пастухов в рискованных «греческих» позах. Это был поступок, который сегодня был бы наказан тюремным заключением. Но славу Изумрудного берега Таормине принесли визиты королевских особ в те далекие времена, когда монархи выступали главными законодателями моды. Кайзер Вильгельм II побывал здесь в 1896 году, а Эдуард VII во время своего пребывания в Таормине в 1906 году посетил студию фон Гледена. Интересно, как отреагировала бы британская пресса, если бы принц Чарлз решил нанести визит в редакцию журнала «Asian Babes»[78]. Визиты коронованных особ привлекли в Таормину британцев, американцев, немцев и скандинавов. Вот что написал об этом Дэвид Герберт Лоуренс:
Воскресное утро, И из сицилийских городков, окружающих Этну, Собрались социалисты, чтобы посмотреть на нас.
Многие знаменитости наслаждались таорминским солнцем и потягивали здесь коктейли, в том числе Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Теннесси Уильяме и Трумен Капоте.
Ах, где эти социалисты прошлого? Физически город не сильно изменился с прежних времен. В нем все та же разношерстная смесь архитектурных стилей и потрясающая панорама, которую Лоуренс наверняка узнал бы, но стаи британских, немецких и скандинавских королевских особ с сопровождавшими их поклонниками древнегреческой культуры, пьяными писателями и неврастеническими актрисами уступили место новым варварским ордам, которые устремляются в город из экскурсионных автобусов и с круизных лайнеров, жизнерадостным бродягам, забивающим улицы.
В 1973 году, когда мы с Томом впервые приехали на Сицилию, город был забит людьми и толпы туристов перемещались по городу подобно стадам мигрирующих диких животных.
Разумеется, следовало бы приветствовать эту видимую демонстрацию демократии в действии. То, что когда-то было доступно лишь избранным, богатым и привилегированным, ныне открыто всему миру, но мне не нужны ни монархи и их свиты, ни поклонники Древней Греции из Британии, Германии или Скандинавии, ни пьяные писатели, ни неврастенические кинозвезды, ни варварские орды. Мне нужна только сама Таорминя и чтобы она принадлежала лишь мне одному.
В своей записной книжке я нашел такой фрагмент: «Сад полон кактусов, отцветающих и готовящихся дать семена; запах мимозы; пруда; дорожки и ступени, прочные, основательные; много тенистых уголков и потрескавшихся каменных скамеек; роскошные герани, еще кактусы; приходящий в упадок теннисный корт, круглые металлические столы, за которыми никто не сидит, металлические кресла, навевающие воспоминания об Англии перед началом последней войны, но почему-то производящие странное впечатление, как и сам дом. Огромный и странно декорированный; кирпичная кладка и индийские портьеры, каучуконосное растение, светильники в виде королевской кобры, высокие потолки, абажуры, похожие на сдвинутые на затылки шляпы китайских кули[79], подсвечники из сварочного железа, одни со свечами, другие — с электрическими лампочками; комнаты, расположенные вокруг большой, находящейся в центре гостиной, мебель тридцатых годов прошлого века, немного устаревшая и обветшавшая, но все еще солидная и английская — когда-то этот дом был частным жилищем, а затем стал отелем — в книге посетителей полно фотографий нарядных участников вечеринок, имена которых написаны неразборчиво, комментариев, газетных вырезок о свадьбах, о венгерских принцах, об американцах, об английских красавицах, о светских львах и львицах, о совершенно неизвестных в наше время старых автомобилях, о пикниках. Re они все сейчас? Сейчас в отеле восемь постояльцев, включая нас с Томом, и правит бал здесь некая мисс Бетти. Ей помогают какая-то жизнерадостная немка и неизменно вежливый персонал. Кто такая мисс Бетти? У нее странный акцент, слегка похожий на акцент жителей центральных графств Англии: она проглатывает на конце слов. Мисс Бетти производит впечатление делового и активного человека. Внезапно она говорит: „Мне пора. У меня есть важные дела“. И уходит, чтобы начать телефонный разговор о разных социальных проблемах, при этом ее голос эхом отдается в гостиной. У нее плохой итальянский. Сколько лет она живет здесь? Насколько ты можешь ошибиться? Немец оказывается швейцарцем, преследующим интересы своей семьи, и фанатом фитнеса, и выясняется, что отель принадлежит итальянцу и его жене, полуангличанке-полуголландке, а что касается мисс Бетти, то мне кажется, что ее родина — Лондон или юго-восточная Англия».
