Я слушала его напыщенную речь, как послушный ребенок, и не торопилась делиться некоторыми результатами расследования, которое вела с Маршадо. В конце, когда все, казалось, были заняты обдумыванием слов адвоката, я вскользь заметила:
– У нас есть еще одно преимущество перед Дэвидом.
– Какое? – удивился Зерки.
– Блог…
– То есть?
– Он думает, что одурачил меня и что я заодно с Луи.
– Если мы не сможем доказать, что Дэвид лично управлял камерами… нам это ничем не поможет.
– Именно. Но у меня, думаю, есть способ его обличить.
В нескольких простых фразах я рассказала о занятиях Фреда и Фрэнки, моих информационных ангелов-хранителей, и о пределах, до которых мы втроем дошли.
– Если я правильно вас понял, – вновь заговорил адвокат, – единственный способ доказать причастность Дэвида – это взломать пароль и получить доступ к данным его компьютера?
– Да.
– А нельзя это сделать дистанционно? – поинтересовалась Соня.
Луи все более нетерпеливо крутил в руках трость с набалдашником в виде головы орла, едва не роняя ее на пол. Он уже не пытался скрыть раздражение, а лишь сдерживал его. И чем больше его накапливалось, тем сильнее оно выливалось наружу и создавало между нами непреодолимую дистанцию. Я бы хотела заполнить эту пропасть поцелуем. Тысячами поцелуев.
Когда все кому не лень копаются в грязном белье твоей семьи, естественно, это нелегко. Может быть, Луи больно смотреть на меня, одетую в платье Авроры, в котором я, наверное, напоминаю ему бледную тень его исчезнувшей любви.
Или же после стольких лет ожидания, когда он уже был готов идти на попятную, его начала тяготить неизбежность решающего столкновения с братом, который все это время отравлял его жизнь?
– Если верить нашему славному Фрэнки, компьютер Дэвида защищен фаерволами всех видов. Получить доступ к его данным на расстоянии невозможно.
– Так что же нам делать?
– Позволять ему думать, что он обвел нас вокруг пальца. И залезть в компьютер, пока Дэвида не будет дома.
– Еще один взлом и нарушение неприкосновенности жилища, – вздохнул Зерки.
– Ничего я не собираюсь взламывать. У меня тоже есть ключи.
Но выражение ребяческого триумфа на моем лице не убедило и не успокоило Луи. Он резко встал, мимоходом задев и чуть не опрокинув стол, и прохрипел в ответ:
– Я запрещаю тебе!
– Запрещаешь? – заупрямилась я, залившись краской.
– Ты меня прекрасно поняла. Это даже не обсуждается, ты не должна иметь никаких дел с Дэвидом!
А еще я не рассказывала Луи о нашем ужине с его братом и сообщнических отношениях, которые мы так быстро возобновили.
А еще не упомянула о тысяче евро наличными, которые мне одолжил Дэвид и которые я не вернула. А еще… Я не рассказала ему обо всем, что раскопала в Сен-Мало и Динаре (статьи из газет и свидетельства о рождении, фотографии и страховые полисы…). Прекрасный образ Рождества с елочкой – теперь лишь грустное прошлое.
– Я с ним не общалась, – мягко сказала я, испуганная гневом Луи, – я приходила к нему. Это не одно и то же.
– Для меня одно! – взорвался он. – Это то же самое!
Он вскочил, разбив тростью наши бокалы, все еще дрожащие от предыдущего удара, и тут же исчез в многочисленных переулках, хромая по неровному тротуару. Мрачная версия обычно светлого Луи, которую я так люблю. Под ошеломленные взгляды клиентов, утонувших в алкогольных парах, я, теряя равновесие и хватаясь за столик, прокричала в поглотившую его ночь:
– Никуда ты не денешься! Слышишь? Можешь сбежать, но никуда ты так просто не уйдешь!
Не уйдешь от чего? От меня? От моей ярости? Или от этого полного объяснения, может быть, даже определяющего, которое наконец разрушит оковы стыда и боли, созданные его прошлым?
Бешенство. Нет, изнеможение. Или еще что-нибудь. Острое ощущение тоски, наверное, самое безнадежное из всех наших прежних проигранных сражений, которое состоит в желании изменить другого. Но никто не меняется. Особенно Луи Барле.
– Эль! Эль! Эль! Эль! Эль! Эль! Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! Черт! Вернись, вернись, вернись, вернись, вернись!
Голос Зерки присоединился к крику Сони:
– Вернитесь! Вернитесь-итесь-итесь-итесь! Луи не знает-ает-ает-ает, что говорит-орит-орит-орит. Он дурак-рак-рак-рак-рак…
Я покинула подругу и этого напомаженного адвоката, высвободившись из утешающих объятий одной и формальных просьб другого. Сделав несколько шагов, таких же неуклюжих, как и у моего мужчины, я сняла балетки, чтобы как можно быстрее сбежать от назойливого Зерки и предательницы Сони, перепрыгивая через ступеньки, подняться скорее в свое гнездышко на шестом этаже и упасть на кровать. Наплакаться всласть, пока слезы сами не высохнут.
Спасти Луи от брата, спасти Луи от себя самого… Это одно и то же дело, и я начинала думать, что оно слишком велико для меня. Я всего лишь Анабель Лоран из Нантра, попавшая по стечению обстоятельств в центр Парижа.
Пытаться в одиночку исправить такое сложное и мучительное прошлое (множество происшествий, смертей, разбитых жизней, горечь и несбывшиеся мечты) – это безрассудный вызов.
Сейчас я измерила свои возможности и поняла: даже с помощью Маршадо не распутать этот клубок. Клубок бед.
Тень Луи уже пыталась взломать дверь в мой дом. Я сопротивлялась, по крайней мере, мысленно. И все же умирала от желания чувствовать его рядом со мной, во мне, без обманчивых действий моего кулака или незнакомых пальцев. Мне осточертел мираж. Я хотела его, настоящего Луи. Моя женская сущность уже было наполнилась надеждой, когда зазвонил телефон.
Франсуа Маршадо помешал мне в меньшей степени, чем удивил. Я не ожидала новостей до завтрашнего утра в лучшем случае. В это время он должен был находиться на вокзале в Ренне. Я нажала на кнопку «вызов» на сенсорном экране телефона.
– Добрый вечер, Франсуа.
– Здравствуйте, Эль! Я вас не разбудил?
Посмотрев на часы, стоящие на микроволновке, я поняла, что заснула. 23:47. Я проспала почти час.
– Совсем нет! Не беспокойтесь. Вы в отеле?
– Еще нет. Я в префектуре Ренна.
– В такое время? – пропищала я немного растерянно.
– Подруга моего приятеля очень хотела открыть двери архивов этим вечером. Я решил пойти туда сразу же.
Он напомнил мне корреспондента с телевидения, который должен был всегда везде оказываться первым, вытягивая все, что можно, из каждой минуты и каждого источника информации.
Несмотря на эту бодрящую рабочую обстановку, ему пришлось заставить себя слушать мой немного усталый голос. Но я все же смогла найти нужный тон:
