Глава 12
О раненой любви
Летом 1812 года в Экс-ле-Бэн на берегах озера Бурже собралось самое блестящее общество, какое только можно себе представить. Приехала болеющая, но по-прежнему безупречно элегантная бывшая императрица Жозефина, приехала королева Испании, правда, не видевшая еще Испании, Жюли Клари, жена Жозефа Бонапарта, приехала ее сестра Дезире, ставшая принцессой королевского дома Швеции с тех пор, как маршал Бернадот – ярый республиканец – сделался приемным сыном и наследником шведского короля. Госпожа Летиция, мать семейства Бонапарт, очаровательнейшая Полина, княгиня Боргезе, всегда между двумя любовниками, и ее лучшая подруга, Лаура Жюно, герцогиня д’Абрантес. Одним словом, почти весь императорский двор, кроме императрицы Марии-Луизы, которая, будучи регентшей, вынуждена была тосковать и лечить свои хвори, настоящие или будущие, во дворце в Сен-Клу, тогда как император во главе огромнейшей армии скакал по дороге к Москве.
Не кто иной, как Полина, с помощью Мадам Матери уговорила любимую подругу ехать на этот курорт, объявив, что она там просто необходима. У Полины и в самом деле были кое-какие трудности, она все еще не могла вернуть себе расположения императора, и не только по причине «недостаточного уважения» к императрице, которую возненавидела, но еще и потому, что беспечно продала свое герцогство Гвасталла, словно корзинку с клубникой.
– Но это же естественно, – объясняла Полина Лауре, – я не помню, из-за чего поссорилась с Камилло (ее мужем) и с моим державным братом. Мне ужасно не хватало денег. А ты знаешь, как нужны женщине новые наряды, когда она занимает не последнее место в обществе. К тому же это герцогство, которое я понятия не имею, где находится, приносило мне так мало!
Лаура могла понять подругу, она и сама тратила немало на наряды, ужасая порой несгибаемого Фиссона, который по-прежнему занимался их финансами. И она откликнулась на призыв Полины, тем более что и госпожа Летиция пожелала, чтобы с ней находилась ее молоденькая фрейлина.
Полина сняла на летний сезон один из самых красивых особняков Экса – особняк Шевалей с большим садом, спускающимся прямо к озеру. А для подруги небольшой домик по соседству, что позволяло им видеться столько, сколько они пожелают, не ставя никого в известность. Полина и Лаура поселились вдалеке от «резиденций», где обосновались «их смехотворные величества», как называла Полина сестер Клари. Теперь они ей нравились гораздо меньше, чем в давние героические времена, когда будущий император, влюбленный в Дезире, обручился с ней, но не смог противостоять вспыхнувшей страсти к чарующей Мари-Жозеф-Розе де Богарне. Он оставил Дезире, стал звать Розу Жозефиной и сделал ее императрицей.
Когда Лаура приехала, она сразу навестила Полину. Та приняла ее в свои объятия и ласково сказала:
– Наконец-то! Ты даже не представляешь, какую помощь ты мне оказываешь!
– Если помощь, то почему ты не позвала меня раньше? – удивилась Лаура.
– Как можно! Я не знала, свободна ты или нет? Говорят, Меттерних в Париже…
– Надеюсь, моей княгине известно, что мы расстались. Не совсем, потому что он продолжает мне писать. Впрочем, говорят…
– Говорят, что он снова стал любовником Каролины, но ненадолго. В любовь моя сестра примешивает слишком много политики.
– Клементу, думаю, политика не мешает, он сам воплощенная политика. В нем живет хитрый лис.
– В Каролине тоже! Мне нужна только ты, ты понимаешь меня и будешь со мной до последнего вздоха! Наконец-то ты здесь. Значит, все хорошо!
Полина облегченно вздохнула и прикрыла глаза.
Похоже, она готова была погрузиться в дрему. Лаура вышла из комнаты на цыпочках и отправилась на поиски госпожи де Барраль, фрейлины Полины, надеясь получить от нее объяснение.
– Что происходит? – спросила она ее. – Я знаю, что после путешествия в Сан-Доминго здоровье княгини остается хрупким, но выглядит она прекрасно. Я ничего не понимаю. Скажите, какие симптомы?
– Никаких, кроме того, что она все время лежит, и если не в постели, то в гостиной на софе, а если не на софе, то в ванне, она лежит там часами, умащая себя ароматами. Поживем – увидим, – философски прибавила фрейлина.
– Но что-то же должно быть! Скажите мне, кто сейчас ее любовник? – понизив голос, продолжала допрос Лаура. – Полагаю, господин де Форбен, раз он встретил меня, но вид у него невеселый.
– Он по-прежнему камергер, но уже давно не любовник… Разве что изредка, если ее императорское высочество скучает в пустой постели.
Состояние Полины встревожило Лауру. Ей предстояло отдать долг вежливости Мадам Матери, и она поехала к ней. Дождавшись конца мессы, которую Летиция слушала каждый день, и с благодарностью согласившись выпить чашечку кофе, Лаура поделилась своей тревогой относительно Полины. Однако странная вещь! Старая дама только улыбнулась:
– Когда Полина говорит, что больна и столько времени занимается собой, значит, она влюблена. А если говорит, что смерть не за горами, то влюблена серьезно. А если призвала тебя, значит, хочет тебе открыться.
Устами госпожи Летиции говорила сама истина. Лаура вернулась к Полине, которая утопала в ванне, едва виднеясь из душистого тумана. Вокруг суетились служанки, следя за температурой воды и ароматами. Лаура выставила их всех и атаковала Полину.
– Княгиня вызвала меня издалека – за что я ей очень благодарна – не затем, чтобы я смотрела, как она чахнет. Итак?
– Не смейся надо мной. Мне так плохо, потому что мне очень грустно. Ты еще не знаешь, что я снова полюбила театр и решила брать уроки дикции.
– Дик. ции? – переспросила потрясенная Лаура. – Но я…
– Подожди! Дай мне договорить. Но ты знаешь, чем бы я ни занималась, мне нужно только совершенство. И я пригласила Тальма, чтобы он давал мне уроки. А он мне даже не ответил!
Полина всхлипнула, а Лаура застыла в недоумении.
Но ненадолго. Немного подумав, она уже не находила ничего удивительного в этой истории. Тальма, великий трагик, был к тому же очень красивым мужчиной – брюнет с великолепным голосом и выразительным романтичным лицом. А какая фигура! Как царственно он выглядел в тоге! И ноги! У него были сказочно красивые ноги… А если прибавить к этому элегантность? Истинную, которая не бросалась в глаза… Да, он приближался к пятидесяти, но черт того побери, кто бы это заметил!
Тальма все-таки приехал и рассыпался в извинениях: он совершенно случайно отсутствовал в это время в Париже. Полина с порога открыла ему свои мучения.
– Не знаю, – сказала она ему, – как укрепилось во мне чувство, которое влечет меня к вам. «И кровь моя остановилась на мгновение и к сердцу прилила…»[48]
Полина тоже остановилась: она начала читать монолог Федры… Замолчав, она протянула Тальма руку, и он припал к ней.
