— Синди говорила, что вы не особый почитатель музыки, — как бы между прочим заметил Аллегро, кивнув на стопку компакт-дисков. — Она была уверена, что вы даже не слышали, кто такой Гершвин.
Вагнер резко выпрямился. Взгляд его был прикован к обложке компакт-диска.
— Боже праведный…
Это была запись «Голубой рапсодии» Гершвина.
Перри встрепенулся.
— Мелани однажды ставила эту запись. Спросила, нравится ли мне. Наверное, я хотел произвести на нее впечатление и потому сказал, что это одна из моих любимых мелодий.
— А на самом деле? — Вагнер взглядом пригвоздил подозреваемого к дивану.
— Нет. Нет, я же вам сказал. Я до этого не слышал ее.
— Где же это было? В ее кабинете или наверху, в квартире?
Было заметно, как у Перри дернулся кадык.
— Наверху.
— До или после?
Перри испуганно взглянул на Вагнера.
— До или после чего?
— Вы нам скажете.
— Это было ни до, ни после. Просто однажды днем после приема она пригласила меня наверх и дала прослушать эту запись. Вот и все. О, теперь я понимаю, что это связано с Ромео. Что он… он ставил эту запись для… них. Но тогда я этого не знал. В газетах об этом не писали.
— Мне казалось, что ваши приемные часы были по утрам. По пятницам, если не ошибаюсь, — сказал Аллегро.
Перри бросил на него свирепый взгляд.
— Мелани ввела утренние приемы всего пару месяцев назад. И предложила мне приходить по утрам. Мне понравилась эта идея. Я обрадовался потому, что буду видеть ее первым.
Аллегро снисходительно улыбнулся и принялся рассматривать глянцевую обложку компакт-диска.
— И что, Мелани подарила вам его в качестве знака внимания?
Перри замотал головой.
— Нет, я сам его купил. После… после…
— После чего? — резко перебил его Вагнер.
— После того как… как он… убил ее, — еле слышным шепотом прозвучал ответ Перри. — Я не знаю. Писали, что, судя по всему, эту мелодию она слушала в последние минуты своей жизни. Я подумал, что так я буду… ближе к ней.
— Только к Мелани? Или к ним ко всем, Робби? — не унимался Вагнер.
Перри смертельно побледнел. Детективы успели это заметить, прежде чем он обрушился на них с гневным криком.
— Я даже ни разу не ставил этот компакт-диск! Я не мог. Это было свыше моих сил! — кричал он. — Посмотрите, на нем даже упаковка до сих пор цела.
Вагнер сверлил Перри взглядом.
— А что с сердцем Мелани, Робби? Ты держишь его в морозильнике? До тех пор пока не появится возможность заменить его на новое, свежее? Отвечай, ты, говнюк!
Перри вскочил с дивана, замахал руками.
— Хотите обыскать квартиру, заглянуть в морозильник? Так пожалуйста. К черту адвоката, который требует ордер на обыск! Давайте, ищите, подонки!
Аллегро сделал знак Вагнеру, и тот вышел, а Перри, мертвенно-бледный от гнева, скрестив руки на груди, все стоял посреди комнаты. Через пару минут Вагнер вернулся. Покачал головой.
— А теперь убирайтесь отсюда. Пошли к черту. И если еще раз посмеете сунуться сюда, советую иметь при себе ордер на обыск. — Перри сжал кулаки, глаза его горели ненавистью.
Детективы ретировались к двери. Вагнер улыбнулся.
— До скорой встречи, Робби. Очень скорой.
Вскоре после того, как они покинули квартиру Перри, Вагнеру по мобильному телефону позвонила Эмма Марголис.
— Сара исчезла, — взволнованно произнесла она. — Она ушла из дома, пока я спала.
— За ней наблюдают наши ребята, — успокоил ее Вагнер. — Она отправилась к своему старому приятелю-психиатру.
— К Фельдману?
— Да. А в данный момент обретается в книжной лавке на Гиари-стрит.
Аллегро взял у него из рук телефонную трубку.
— Как прошла ночь?
— Все в порядке, — ответила Эмма. — Насколько это возможно.
— Хорошо. Ну ладно, мы, может, заедем к тебе потом. Когда она вернется.
— Надеюсь, вы не станете терзать ее своими расспросами. — Реплика Эммы прозвучала как предупреждение.
Аллегро перехватил легкую улыбку Вагнера.
— Нам просто нужно… прояснить кое-какие моменты. Ну, все, больше не могу говорить. Мы еще должны навестить одного психиатра. Доктора Деннисона.
— Постой, Джон. Я должна кое-что сказать, прежде чем ты повесишь трубку. Ты мне напомнил одну вещь.
— Что такое?
Эмма поколебалась.
— Я кое-что упустила из виду. И вспомнила только этой ночью. Это может оказаться важным. В разговоре с Сарой я вдруг подумала…
— О чем?
— Это касается Дайаны. Дайаны Корбетт. Первой…
— Ну, и что там с ней?
— Похоже, она лечилась у Деннисона. Я, правда, не уверена, но именно я рекомендовала его ей. В то время я сама была его пациенткой. Пока не…
— Что?
— Пока не бросила лечение, — торопливо произнесла Эмма и повесила трубку.
Уильям Деннисон раздраженно смахнул невидимую пылинку с рукава своего темно-синего пиджака. Он был явно не в восторге от очередной встречи с полицией. Если прежде детективов интересовали его отношения с Сарой Розен, то теперь они обрушили на него провокационные вопросы о Дайане Корбетт.
— Честно говоря, я уже забыл. Все это было год назад или даже раньше. И видел-то я ее всего раз или два.
— Так все-таки? — спросил Аллегро. — Раз или два?
— Я действительно не помню. Она приходила на предварительное собеседование.
— Но вы ведь ведете записи, не так ли? — настаивал Аллегро. — Почему бы вам не проверить?
Деннисон взглянул на часы.
— Через пятнадцать минут у меня пациент. И мне бы хотелось немного…
Вагнер подошел к рабочему столу психиатра и положил руку на компьютер.
— Корбетт. Дайана. Посмотрите. Это займет всего лишь несколько секунд.
— Но я не могу раскрывать свои записи кому бы то ни было. Это конфиденциальная информация.
— Корбетт уже нет в живых, док. И теперь нет смысла блюсти конфиденциальность. Мы можем получить судебный ордер. Но в ваших силах избавить нас от лишних хлопот, и к тому же мы сэкономим уйму времени, — сказал Аллегро.
Деннисон уставился на пульт компьютера.
— Я теперь припоминаю. Я видел ее лишь однажды.
— Записи, док. Вы дадите нам устное заключение. Как в прошлый раз. Никакие бумаги нам от вас не нужны. Пока.
