Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
«В конце сентября его приговорили к смерти. Дочь не смогла его спасти. Хотя когда его арестовали в первый раз, она вымолила слезами прощение у судей. Но потом перехватили его переписку и выяснили что-то о побеге королевской семьи… Во всяком случае, во время суда он ничего не отрицал, молчал и улыбался.
Я отвозил его на гильотину. Всю дорогу он читал Евангелие. Я посмел спросить его, правдивы ли слухи, будто он предсказал и появление гильотины, и свою собственную казнь.
«И не только свою, – ответил он, – но всех тех, кто сегодня отправил меня в это путешествие. И его тоже». – Не поднимая головы от Евангелия, он ткнул пальцем вверх.
Я поднял голову и, клянусь, задрожал. Там в окне стоял Неподкупный. Мы проезжали по улице Сент-Оноре, мимо дома Робеспьера».
Когда я объяснил Сансону, зачем приехал в Париж, он в ужасе замахал руками.
«Ну почему же? – настойчиво сказал я. – Вы будете готовить ее к смерти. А меня назовете вашим помощником».
«Вы объявлены врагом народа. Вы вне закона. Вам по улицам ходить опасно, а вы хотите…»
«Хочу».
«Вы понимаете, что если вас узнают, вас казнят…»
«А с чего бы им меня узнать? Уж если вы меня не узнали… Вот мое предложение: вы не раз говорили, как я похож на вашего брата, „мсье Дижона“. У него милая бородка – я наклею такую же… Мы попытаемся превратить шутку в правду, только и всего. Вы скажете, что сын ваш заболел и у вас новый помощник, „мсье Дижон“.
«Все это забавно… в пьесе Бомарше. Но жизнь, мсье, не похожа на пьесу».
«Я думаю иначе… Впрочем, если меня узнают, на эшафот отправлюсь не только я…»
«Только наша старая дружба заставляет меня терпеть ваши странные, очень глупые предложения… – Он помолчал и добавил: – …и не выдать вас немедля».
«Да, именно старая дружба заставляет вас это делать. Ибо если меня арестуют, мне придется поведать многие истории, которые легкомысленно рассказывал когда-то мой старый друг палач Сансон. Тогда я был одним из немногих, не брезговавших знакомством с этим умным и порядочным человеком. К примеру, он рассказывал о своей нежной связи с графиней Дюбарри… правда, до того, как она стала „подстилкой тирана“ и „кровопийцей, ограбившей народ Франции“… кажется, так ее называют все добрые революционеры? Так что этого, как я слышал, по нынешним временам совершенно достаточно, чтобы вы поднялись на хорошо знакомый вам помост. Разумеется, уже не рубить чужие головы, а оставить там свою… Я надеюсь, вы поняли, что если я способен на такое, мне необходимо… хоть на мгновение ее увидеть».
«Вы правы… вы были в числе немногих моих друзей», – только и сказал бедный Сансон. Он был сообразительный малый и понял, что я не отступлюсь.
Он подумал, помолчал. И наконец произнес:
«Хорошо, вы станете моим помощником на этот день. Благо, вы и вправду похожи на моего брата и, главное, одного с ним роста… Я придумал: вы сможете быть в маске, когда мы придем к ней в тюрьму. Я постараюсь договориться об этом с прокурором Фукье-Тенвилем. У меня есть хорошее объяснение, которое ему понравится… Да, в тюрьме вы будете в маске, которую палач и его помощник надевают только на эшафоте».
Он увидел, как я побледнел при слове «эшафот».
«Но учтите, я не смогу…» – сказал я торопливо.
Он презрительно усмехнулся.
«На эшафоте мне будет помогать мой брат. Он потом заменит вас, это будет нетрудно».
Так я стал помощником Сансона и ночевал в его доме. Спал я отлично, и никаких ужасов под крышей палача мне не привиделось.
И весь следующий день, 15 октября, я провел в его доме в ожидании завершения последнего заседания суда над королевой. Сансон отправился в Революционный трибунал. Он должен был получить инструкции после вынесения смертного приговора «австриячке» (в этом приговоре никто не сомневался).
Шарль Анри вернулся только на рассвете. Шел шестой час утра 16 октября. Палач был бледен и очень устал.
«Приговорили, – сказал он хрипло. – Одевайтесь, сейчас поедем».
Прищурившись, он молча смотрел, как я переодевался в платье помощника. На черном одеянии были видны плохо замытые пятна. Я хотел спросить, но его усмешка заставила меня замолчать.
«Как правило, зрители требуют показать им отрубленную голову. Иногда я это доверяю помощнику… моему сыну. Он еще молод, не очень аккуратен и когда обносит эшафот…» – сказал Сансон и замолчал.
Я надел маску палача, и наклеенная бородка, в точности как у его брата, торчала из-под маски. Его брат, «мсье Дижон», также отправился с нами. Он должен был оставаться в карете, пока мы будем внутри тюрьмы, и подменить меня уже на пути к эшафоту.
Чтобы не будить жену Шарля Анри, мы вышли на улицу через подвал. Стены подвала мерцали в пламени свечи – они были увешаны мечами палачей Сансонов. Должность палача передавалась в семье по наследству, и Сансоны занимали ее чуть ли не с начала XVII века. Почти двести лет они передавали своим детям свои мечи. «Как короли – свои скипетры», – шутил Шарль Анри.
Но нынче палач отправлялся из дома налегке – не то что раньше, когда он вез с собой два меча (если первый не справлялся с головой, в работу вступал другой). Скольких мучений избегли теперь и осужденный, и палач! Всем помогла гильотина – законное дитя нашего века, века технического прогресса…
Был ранний час, но били барабаны – это собирались на казнь отряды национальной гвардии. И на улицах уже появилось много людей – боялись пропустить представление, хотели занять лучшие места.
По дороге Сансон рассказал мне то, что услышал в здании Революционного трибунала, когда получал инструкции.
Они приговорили ее, естественно, единогласно – под радостные крики и одобрительные овации зала.
Она выслушала приговор совершенно спокойно и, не сказав последнего слова ни судьям, ни публике, молча пошла к дверям. В черном платье вдовы она шла мимо торжествующих с высоко поднятой головой. Она показала им, что такое истинная королева…
В Консьержери ее привезли в карете в четыре часа утра.
Она очень устала – все заседания суда шли с раннего утра до позднего вечера. У нее был озноб, опухли ноги. Она бросилась на постель и спала целый час. А потом писала последнее письмо принцессе Елизавете, сестре убиенного короля. И много плакала над этим письмом…
В шестом часу пора было одеваться для встречи с гильотиной. Дочь тюремщика пришла ей помочь. Она попросила девушку прикрыть ее от жандармов, дежуривших день и ночь в камере. Но поняла, что этого недостаточно, и сказала им: «Во имя чести позвольте мне переодеться в последний раз без свидетелей».
У жандармов хватило совести выйти на время из камеры.
Она торопливо оделась в жалкое белое платье. Робеспьер оставил великой моднице только два платья – черное и белое. Оба очень износились. Она сама выстирала белое платье во время прогулки во дворе тюрьмы в маленьком фонтанчике у стены. И всю ночь накануне штопала его и гладила.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
