Надо мной возникло лицо Грегорио.
– Вы ранены! Принцесса ранена!
Я все пыталась нащупать меч. Словно весь мир сузился до рукояти меча, которую мне необходимо было достать. Нельзя, нельзя, чтобы они до нее дотронулись. Они не знают. Им не объяснить.
Грегорио содрала с меня плащ. Я вскарабкалась на сиденье, пока машина под водительством капрала Лэнс прыгала по ухабам. Мои пальцы сомкнулись на рукояти меча как раз в тот момент, когда Грегорио оказалась у меня за спиной.
– Мне нужно осмотреть раны, принцесса!
Она перебралась назад, ко мне, и уже тянулась к плечу окровавленными руками. Я отвернулась и последним напряжением воли и сил засунула Абен-дул в ножны. Застегнула петлю.
Грегорио развернула меня к себе в трясущемся на ухабах «хамви».
– Черт! Нам срочно нужен врач!
Я опустила голову, проследив ее взгляд: из моего плеча и груди в вырезе кожаного платья торчали осколки металла. Глядя на эти жуткие занозы и сочащуюся из-под них кровь, я подумала только: «Разве мне не должно быть больно?».
– У нее кожа холодеет. Она впадает в шок. Черт, черт!
Нет, в шок – нельзя, подумала я. От шока можно умереть, если я правильно помню. В голове мутилось. Я успела решить, что в шок впадать не буду, и тут меня настигла боль. Так бывает при поверхностных порезах – пока не видишь кровь, они не болят. Но эти раны не были поверхностными, и боль пришла резкая, жгучая. Но почему жгучая? Воображение виновато, или я правда чувствовала каждый осколок, врезавшийся в мое тело?
Я схватилась за Грегорио левой рукой – правую я не могла поднять. Что-то было очень плохо с моим плечом.
– Мне нужен Дойл. И Рис. Мне нужны мои стражи!
– Мы отвезем вас в безопасное место, а вашей гвардией займемся потом! – прокричала в ответ водитель.
Капрал Лэнс не останавливала машину; второй «хамви» освободил нам дорогу. Мы проезжали мимо машины, в которую сели Гален, Шолто и Мистраль. Их там не было. Грегорио пыталась заставить меня лечь. Я отбивалась от ее рук. Где мои мужчины?
Я послала магию найти их и ощутила, как натянулась невидимая нить. Кто-то, связанный со мной силой, был ранен – тяжело ранен. Жизнь его трепетала, как огонек на ветру. Подступала смерть.
Я не могла думать ни о чем, только о том, что мне надо к нему. Надо к нему. Надо... Я тронула Грегорио за подбородок и прошептала: «Простите», а потом улыбнулась. Призвав гламор. Я хотела, чтобы она увидела не то, что я могла бы ей внушить, а то, что хотела видеть она сама. Что угодно, лишь бы я смогла выбраться из машины и пойти на трепещущий огонек, который звал меня где-то во тьме.
Ее лицо разгладилось. «Кевин», – шепнула она.
Я улыбнулась, и когда она наклонилась меня поцеловать, поцеловала ее в ответ, очень-очень легко, и уложила ее на сиденье. На губах у нее играла улыбка – она грезила о мужчине, который подарил ей этот поцелуй. Такой вид гламора запрещен наравне с наркотиками, которые используют для «изнасилования на свидании». Но мне нужно было выбраться из машины, остальное значения не имело.
Я открыла дверцу. Лэнс ударила по тормозам с воплем:
– Вы что, принцесса?!
– Он умирает. Мне надо к нему.
Я шагнула на дорогу. Здоровой рукой придерживая больную, я пошла через лес. Я бы побежала, но слишком уж тонкой была трепещущая ниточка. Если побегу, я ее потеряю. Поднятый мной на бегу ветер задует эту мерцающую жизнь. Молясь на ходу, я окуталась гламором – чтобы Лэнс потеряла меня из виду и не пошла за мной, чтобы спрятаться от сидхе, которые пришли меня убить, и чтобы встречные меня принимали за что-то обычное и приятное. Этой разновидностью личного гламора я не пользовалась никогда, но вдруг поняла, что знаю, как это делается. Я выдам себя за привычное и ожидаемое – не важно, одушевленное или нет, – и уйду от всех. Мне надо успеть, пока он еще жив. Я даже не позволяла себе думать, кто он, тот, к кому я иду сквозь темный лес. Когда дойду – времени выяснить, кого я потеряла, хватит с избытком.
Глава тридцать седьмая
Меньше всего я ожидала найти на другом конце силовой ниточки солдата. Человек лежал ничком; он заполз в лес и был почти не виден. Форма послужила ему так же, как мне гламор: скрыла его от чужих глаз. Я бы решила, что пошла по неверному следу, но слишком отчетливо было ощущение спешки и правоты. Меня притянул он, этот человек, он провел меня, ослепленную магией, по краю битвы. Я опустилась на колени на палой листве и прошлогодней траве зимнего, замершего леса. Переворачивать человека пришлось левой рукой, в правом плече так и торчали осколки. Сгибать руку я могла, но поднять так, чтобы перевернуть человека – нет. Ею я могла только придерживать тело, а толкала левой. И даже от такого незначительного движения боль была невероятная. У меня дыхание перехватило, голые деревья поплыли перед глазами. На пару секунд я опустила голову на грудь человека и закрыла глаза, не зная, то ли меня сейчас вытошнит, то ли сознание потеряю.
Но тут что-то легонько коснулось щеки. Я подняла голову. На грудь солдата упал однокий розовый лепесток. Богиня меня не оставила. Я все смогу.
Я глянула выше, на лицо. На земле лежал колдун Доусон, с белокурыми волосами и еще более белой кожей. Просто ужасно бледной в этом темном лесу. Он походил на собственный призрак.
Я коснулась его лица здоровой рукой. Ледяное на ощупь. Попыталась нащупать артерию на шее. Грудь сдавило – пульса не чувствовалось. Но вдруг... тоненький, прерывающийся пульс. Доусон был близок к смерти, но не мертв.
– Помоги ему, о Богиня. Помоги мне помочь ему, – прошептала я.
Розовый лепесток отнесло к нему на губы. Глаза широко распахнулись, он схватил меня за больную руку. От боли у меня потемнело в глазах, сквозь тошноту вспыхивали белые искры.
Кто-то держал меня за руку. В глазах прояснилось. Надо мной сидел Доусон и смотрел на меня.
– Принцесса Мередит, как вы себя чувствуете?
Я рассмеялась. Не могла удержаться. Это он чуть не умер, а теперь он спрашивает, как я себя чувствую! Он держал руку над моим плечом с торчащими в нем осколками. Рука была в крови. Он показал мне, что держал в пальцах: осколок.
– Я очнулся, а на мне лежите вы и вот это. Я умирал. Я знаю, что умирал. Вы меня спасли. Как?
Знала бы я сама. Я собралась ответить: «Понятия не имею», но получилось:
– Помнишь, ты почувствовал зов при моем прикосновении?
– Да.
– Я шла на твой зов.
– Но вы ранены!
– Зато ты нет. Помоги мне подняться, – сказала я.
Он подчинился без слова. Может быть, из-за потрясения, а может, физически не мог мне отказать. Я не знала, и дела мне не было. Здесь в темноте ждали другие раненые, я их чувствовала.
Доусон поддержал меня под здоровую руку, и я пошла через лес. Где-то далеко еще шел бой: доносились выстрелы, мелькал белый и зеленый свет. Зеленый свет означал, что Дойл жив. Я хотела пойти к нему, но на платье мне упал еще один розовый лепесток. И в этот миг, больше, чем когда-либо, я положилась на Богиню. Я поверила, что она не заставит меня спасать солдат ценой жизни моих любимых, только молилась дать мне мужества не дрогнуть и не усомниться. Ответом мне стало еще одно тело, лежащее на земле.
