Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
За день до суда, 13 мая 1947 года, Сталин призвал в Кремль трех доверенных писателей — Александра Фадеева, Константина Симонова и Бориса Горбатова, который был секретарем партийной организации Союза писателей. Вождь объяснил, что задача номер один — покончить с преклонением перед иностранцами:
— В эту точку надо долбить много лет, лет десять надо эту тему вдалбливать.
Не десять, как велел Сталин, а много дольше внушали ненависть к загранице, и к Америке в первую очередь, страх перед любым контактом с иностранцем, который наверняка шпион. Ненависть к Америке, воспитанная советской пропагандой, укоренилась в сердцах и умах российских граждан, хотя эта страна нисколько не виновата в несчастьях, постигших Россию в XX столетии.
Наши люди рисуют себе весьма своеобразную картину мира, в центре которой Россия — оплот добра и справедливости, а на другом полюсе враждебные всему хорошему Соединенные Штаты. «Самый последний советский человек на голову выше лучшего человека Запада», — говорил когда-то Сталин. И ведь поверили в это. И сейчас верим.
Идеологический аппарат подогревал эти чувства, понимая, как увлекательны эти лозунги. Большой отряд наших пропагандистов со всех прилавков — в разнообразной упаковке и дозировке — круглосуточно торговал ненавистью к Соединенным Штатам. Это прибыльный и надежный бизнес. А немалая часть политической элиты просто помешалась на своей ненависти к Соединенным Штатам. Яростный антиамериканизм превратился в неотъемлемую черту духовной жизни нашего общества. Наличие Большого Американского Врага избавляет от неприятной необходимости выяснять причины огромного числа неурядиц в собственной стране и понимать, что виной тому мы сами. Смотреть в зеркало не всегда приятно. Так и не надо! Ясно, кто во всем виноват. Следовательно, винить себя не в чем. Напротив, учитывая, какой враг нам противостоит, приходишь к выводу: наш путь — это сплошные победы.
Во время войны Гарри Гопкинс, специальный представитель президента США, прилетев в Москву, объяснял Сталину, что поставки по ленд-лизу задерживаются из-за забастовок, которые идут в Соединенных Штатах.
— Забастовки? — искренне удивился Сталин, генеральный секретарь коммунистической партии и борец за счастье трудящихся. — А у вас что, нет полиции?..
«Большинство граждан Советского Союза, — вспоминал тогдашний американский посол, — как мне представляется, не понимает, что такое личные свободы, что такое демократия, как мы в Америке все это понимаем. Те русские, которые понимали, здесь больше не живут. Они в эмиграции, в тюрьме или мертвы…»
Ненависть, которая отравляла души многих наших сограждан, не имела отношения к реальной политике Соединенных Штатов. Объектом ненависти стала не реальная страна, а существующая в их воображении. Поэтому в ходу придуманные цитаты. Самая ходовая из них — приписываемое директору ЦРУ Аллену Даллесу намерение морально разложить советских людей. Мало того, что он этого не говорил, — владеющий английским языком, если не жалко времени, может в этом убедиться, проштудировав все им написанное (цитата существует только на русском). Главное — он и не мог этого сказать. Даллес был набожным человеком, ненавидел безбожную советскую власть, поэтому если бы высказался на эти темы, то призвал бы вовсе не к разложению русского народа, а напротив — к восстановлению традиционных, в первую очередь религиозных ценностей…
Компонентом новой идеологической кампании стал насаждаемый сверху кадровый антисемитизм. Партийный аппарат очищали от евреев. Сотрудники аппарата ЦК, разговаривая с представителями братских компартий, откровенно хвастались:
— Товарищ Жданов вычистил всех евреев из аппарата Центрального комитета.
Еще оставалось некоторое количество евреев на видных постах; они вносили заметный вклад в науку, медицину, искусство. Поднятая Сталиным на вершину партийной номенклатуры малограмотная и злобная шпана в первую очередь боролась с конкурентами. Поэтому и в группу «безродных космополитов», и в группу «врачей-вредителей» включались и русские люди. Не только для того, чтобы замаскировать антисемитский характер кампании, но и для того, чтобы под шумок разделаться и с ними. В борьбе с «космополитами» выковалась сплоченная когорта профессиональных разоблачителей, как правило, бездарных людей, делавших карьеру за счет уничтожения коллег.
По всей стране устраивались чистки под видом научных дискуссий или обсуждения партийных документов.
«Выступавшие клялись в верности партии, славили Сталина, искали “виновных”, “соучастников” и “подозрительных”, — вспоминает профессор Владислав Павлович Смирнов. — Процедура предполагала осуждение “виновных”, признание ими своих “ошибок” и обычно завершалась “организационными выводами” — увольнением с работы, исключением из партии, а иногда и арестом. Уклониться от участия в таких обсуждениях или отмолчаться было почти невозможно; молчавшие сами становились “подозрительными”.
Те, кто не испытал на себе действие этого механизма, вряд ли могут понять, какое страшное, часто непреодолимое давление создает единодушное осуждение “виновного” властью, печатью, коллегами, иногда даже друзьями…»
Евреев изгоняли из науки, медицины, высших учебных заведений, государственного аппарата, вооруженных сил. Писатель Иван Фотиевич Стаднюк служил в те годы в отделе печати политуправления сухопутных войск. В книге «Исповедь сталиниста» он описывает, как его самого товарищи по политуправлению заподозрили в неарийском происхождении. Об этом Стаднюк узнал из панического письма своего брата. Тот писал: «Что ты там натворил в той Москве?.. Убил кого-нибудь, зарезал? Не в тюрьме ли ты?.. Мне проходу люди не дают!..» Оказывается, в родную деревню Стаднюка приехал из Москвы полковник и вдвоем с местным начальником госбезопасности вызывал его родственников, соседей, выяснял, кто Стаднюк по национальности…
Именно в те годы были щедро посеяны семена национализма, которые со временем подорвали Советский Союз.
«Во время войны с немцами, — пишет профессор Ефим Эткинд, — обнаружилось нечто неожиданное для всех и прежде всего для партийного руководства: привлекательность сталинского социализма не настолько велика, чтобы за это кто-нибудь хотел умирать… Возвышенные речи о недалеком коммунистическом будущем уже после первых поражений 1941 года уступили место прославлению Родины, России, даже Святой Руси, в армии появились православные священники, ордена Суворова, Кутузова, Ушакова, Александра Невского.
Самый популярный в то время стихотворец Константин Симонов твердил как заклинание слово “русский”. Стихи Симонова сослужили свою службу — они поднимали дух разгромленной армии, они возрождали потерянный было смысл жизни и главное — смысл смерти. Конечно, огромное большинство армии состояло из русских солдат и офицеров. А как было жить и умирать другим, тем, кто не мог повторить слова Симонова? Ведь он был горд тем, что “русская мать нас на свет родила”. А другие, которых на свет родила не русская мать?..»
Таких других было немало, о чем написал известный советский переводчик и знаток Центральной Азии Семен Липкин:
«Сталин первым понял, что его держава есть прежде всего наследница русской монархии. Надо осторожно, без излишней поспешности восстановить ее природное русское начало. Задача была не из легких: подавляя, воскрешать… Сталин понял, что нужна идея национальная, то есть русская, державная. Он был прав. Но, как всегда, не умел ухватить взглядом всей сделки в целом. Он был узок, хотя и глазаст. Хорошо понимая мощную, заразительную силу немецкого национализма, он не принял в расчет то обстоятельство, что немцы составляли подавляющее большинство населения, а наше государство — многонациональное.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
