Он понял наконец то, о чем давно подозревал: его любовь к Куини была всего лишь юношеским увлечением.
И еще одну вещь он понял. Он не был виноват в смерти отца. Куини не просто заманила потрясенного горем вдовца в сети злосчастного брака. Его отец женился на Куини, зная, что она женщина, которую любит его сын. Отец должен был понимать, что Куини больше заинтересована стать женой владельца ранчо, чем порывистого мальчишки. Он просто не знал, что ради денег она готова на убийство.
Но это было ошибкой отца, а не его. И отец сделал так, что Тринити стало практически невозможно привлечь Куини к суду. Завещав ей все свое имущество, он фактически обездолил сына. Это означало признать публично, что он больше доверяет жене, чем сыну. Позволив сыну отправиться в Колорадо в возрасте, когда тому следовало жить дома, отец открыто проявил свое недовольство им. Не важно, что думал отец на самом деле, его действия обеспечили всеобщую симпатию Куини, а не сыну.
Все было так, как пыталась ему объяснить Виктория: он не отвечает за смерть своего отца. И он не должен за нее мстить!
Тринити никогда не подозревал тяжести этого груза, пока не скинул его с души. Впервые с тех пор, как повзрослел, он осознал, что волен прожить свою жизнь так, как захочется.
Теперь он был волен стать мужем Виктории, построить жизнь с ней вместе, поднять семью, создать ранчо, которое мог бы оставить своим детям. При мысли, что Виктория может не дожить, чтобы насладиться этой жизнью, Тринити вновь испытал убийственный гнев. Едва он очистился от одного из проклятых наследий Куини, как она впутала его в другое.
Когда он наконец избавится от этой женщины? Он знал, что это она отравила Викторию, вероятнее всего – едой, которую прислала из гостиницы. Одного этого было достаточно, чтобы догадаться, что именно она была причиной смерти Джеба. Убийство было для нее привычным способом приобретать богатство, к которому она стремилась.
И снова он не знал, как это доказать, но не сомневался, что теперь она попытается отравить судью. Может, она постаралась бы свалить это на Викторию? Ведь, как вдова Джеба, Виктория была наследницей мужа. И если только судья не сделает особой оговорки в завещании, Виктория могла претендовать и на часть его состояния. Куини этого не допустит.
Теперь, зная, что у нее есть сын, Тринити не сомневался, что она готовится убить судью, особенно если уговорила его усыновить Керби. Наверное, она намеревалась захватить все состояние и, конечно, не могла позволить Виктории встать на своем пути. Если Виктория не умрет сейчас, она попытается снова.
От четырехчасового сидения в одной позе у Тринити онемела рука. Вообще все тело было как деревянное, но он не мог двинуться с места. Все долгие одинокие часы этой ночи он бережно прижимал Викторию к себе, стараясь передать ей свое тепло, свою силу, надеясь влить в нее волю к жизни.
Он провел много часов, пересматривая свою жизнь, испытывая желание прожить ее сначала, надеясь, что Виктория будет рядом с ним и не даст бесполезно, потратить остальные годы. Но как бы далеко ни заводили его воспоминания, внимание его ни на секунду не отрывалось от любимой.
Он почувствовал наступление кризиса за мгновение перед тем, как сердце ее перестало биться.
– Нет! Пожалуйста, только не это!
Оно, конечно, сейчас снова забьется. Должно забиться. Не может она умереть!
Но оно не билось.
Дыхание покинуло ее тело. Она лежала в его объятиях. Абсолютно неподвижно.
Глава 25
– Матерь Божья! – вскричал Тринити, сев рывком на постели. Виктория скатилась с его рук и застыла в неподвижности. Не обращая внимания на боль в одеревеневшем теле, он вновь посадил ее, схватил за руки, неистово потряс, как тряпичную куклу.
– Дыши, черт бы тебя побрал! Ты не можешь умереть и бросить меня. Только не сейчас.
Голова Виктории моталась из стороны в сторону, словно шея у нее вот-вот сломается, но она не дышала.
– Пожалуйста, Господи, заставь ее дышать! – Он снова потряс ее, но ничего не произошло. – Заставь ее дышать! – Он схватил ее под мышки и попытался заставить ее ходить, но безжизненные ноги лишь волочились по полу. Он снова уронил ее на кровать и упал на нее.
Вопль разрывающей сердце муки вырвался из его груди.
– Почему?! – потребовал он ответа у неба. – Почему она должна умереть, а эта смертоносная стерва жить? – Он изо всех сил опустил кулак на грудь Виктории. – Будь все проклято! Дыши! Не сдавайся! Не позволяй этой дьяволице победить себя! – Он снова ударил ее в середину груди, и тяжкое рыдание вырвалось из его горла: – Дыши, ради Бога! Не оставляй меня одного. Я должен был прожить все эти годы, когда хотелось умереть. Но больше я не хочу умирать. Я хочу жить, но не смогу без тебя. – Он снова и снова бил кулаком в ее грудь. – Я не могу! Просто не могу!
Тринити крепко обхватил Викторию руками, и рыдания, горькие и гневные, рвущие сердце и душу, хрипло зазвучали в комнате. Сквозь это отчаяние он вдруг ощутил, что тело Виктории содрогнулось, и мгновенно замер.
Сердце внезапно бурно забилось в ее груди, тело еще раз содрогнулось, и воздух рванулся в ее легкие.
Она вдохнула раз... два... три раза. И постепенно краска стала возвращаться на ее белые щеки.
Тринити вознес благодарственную молитву.
Виктория почувствовала, как веки ее затрепетали, прежде чем смогла их поднять. Комнату она не узнала и понятия не имела, где вдруг оказалась. В тот же момент она осознала, что находится здесь не одна. Она повернула голову и уставилась на Тринити.
– Ты вернулся, – промолвила она, удивляясь, что не помнит его возвращения и их прихода в эту комнату. И не помнила она, что ощущала такую слабость. Голос ее еле поднимался выше слабого шепота. Она не могла шевельнуться. – Ты нашел Чока Джиллета?
– Я не только нашел его, – сказал Тринити, и улыбка медленно разгладила морщины на его лице. – Я получил от него подписанное признание, в котором говорится, что ты не убивала Джеба. Я также получил от тамошнего судьи предписание об отсрочке приговора, на случай если здешний шериф не устоит перед судьей Блейзером.
– Я знала, что ты это сделаешь, – прошептала Виктория, довольная тем, что ее вера в Тринити оправдалась. – Но мне хотелось бы, чтобы ты разбудил меня, когда вернулся. Ты что, перевез меня в гостиницу?
Тринити кивнул.
– Что ты помнишь?
– Я не помню, чтобы чувствовала такую слабость. – Она попыталась сесть, но у нее это не вышло. – Я что, болела?
– Ты чуть не умерла.
Виктория замолчала, осознавая слова Тринити.
– Ты не считаешь мою болезнь естественной?
Тринити покачал головой:
– Когда я сюда приехал, ты была в коме. Все считали, что ты вот-вот умрешь. Они сдались бы, если бы я не настоял на лечении.
