– Возможно, – заметил Рамакришна, – по этой причине сейчас обнажены все твои корни. Возможно, это означает, что в ближайшем будущем тебя ждут великие дела.
Рамакришна рассказал Кешабу, как сильно он за него тревожился в прошлый раз, когда тот хворал; сейчас же, добавил Рамакришна, он был встревожен всего два-три дня и в меньшей степени, чем раньше. Его слова прозвучали утешительно, но, когда мать Кешаба попросила Рамакришну благословить ее сына, тот с большой серьезностью ответил:
– Я-то что могу? Один только Бог может благословить всех нас.
И еще он сказал:
– Богу только в двух случаях бывает смешно. Бог смеется, когда два брата начинают делить землю. Они протягивают через участок веревку, и каждый заявляет другому: эта сторона принадлежит мне, а та – тебе! Бог смеется, говоря себе: вся вселенная принадлежит мне, а они делят ее щепотку, то – тебе, это – мне! И Богу смешно, когда доктор говорит матери, плачущей над смертельно больным ребенком: не беспокойся, я вылечу твоего ребенка! Доктор не понимает, что никому не спасти этого ребенка, если Бог велит ему умереть.
После этих слов Рамакришны в комнате наступила тишина. Смысл сказанного им был мучительно очевиден. У Кешаба начался сильнейший приступ кашля. Он кашлял и кашлял, а окружающие, бессильные помочь ему, в молчании сидели вокруг. Приступ кашля настолько изнурил Кешаба, что он больше не в силах был говорить. Он низко склонился перед Рамакришной и медленно пошел из комнаты, так же придерживаясь за стены, как при входе.
Кешаб умер в январе 1884 года. Рамакришна болезненно переживал его кончину – он три дня ни с кем не разговаривал и не поднимался с постели. Потом он говорил:
– Когда я услышал, что Кешаб умер, мне показалось, что меня парализовало.
И добавлял:
– Как хорошо нам бывало вместе! Как он пел и плясал!
О Кешабе Рамакришна вспоминал до конца своих дней – иногда высказывался о нем в тоне критическом или шутливом, но неизменно с огромной теплотой.
Очень скоро после смерти Кешаба, Рамакришна упал во время прогулки по саду, приведшей его в экстатическое состояние. Результатом стало смещение кости в левой руке. М., навестивший его через несколько дней, второго февраля, рассказывает, что Рамакришна, как малый ребенок, укорял за случившееся Божественную Мать:
– Мать, зачем ты так поступила со мной? Ты только посмотри на мою руку – а больно-то до чего!
Учеников он встревоженно расспрашивал, поправится ли, заживет ли рука.
– Я приду в себя? – испуганно спрашивал он. Те успокаивали его, как маленького…
Но уже через несколько минут Рамакришна разговаривал и смеялся, как будто ничего не случилось. Потом принимался показывать ученикам, как надо молиться. Испытывал ли он на самом деле страдания? Никто этого с уверенностью сказать не может. Рамакришна смеялся и шутил, даже когда врач перевязывал поврежденную руку.
Одним из самых выдающихся приверженцев Рамакришны был врач-гомеопат Наг Махашей. Наг Махашей составил себе репутацию в Калькутте задолго до знакомства с Рамакришной и, не соблюдай он с такой непреклонностью собственные этические правила, мог бы стать весьма состоятельным человеком. С неимущих больных он гонорар не брал, напротив, сам еще помогал им одеждой и продовольствием. С самых богатых он не брал больше, чем установленную плату за лечение и стоимость своих лекарств. И никогда не спрашивал деньги – больной должен был сам предложить их.
Но этой гуманности Махашею было мало, он стремился к познанию Бога и проводил все свободное от больных время в медитации и беседах о религии. Его приятель и единомышленник через Брахмо самадж узнал, что в Дакшинеш-варе при храме живет великий святой. Он рассказал о нем Нагу Махашею, и они вдвоем отправились повидать Рамакришну.
За первым визитом последовали другие, и вскоре Наг Махашей пришел к убеждению, что Рамакришна не просто великий святой, но воплощенный Бог. Однажды, когда Наг Махашей остался с Рамакришной наедине, тот попросил его:
– Ты ведь доктор – посмотри, что у меня с ногами. Наг внимательно осмотрел ноги Рамакришны и ничего не нашел.
– Еще разок, – не унимался Рамакришна, – посмотри повнимательней!
Тут Наг Махашей понял, что Рамакришна просто-напросто дарует ему удовлетворение невысказанного желания – позволяет ему коснуться ног, которые считает святыми.
Позднее Наг Махашей рассказывал:
– Не было нужды ни о чем просить его. Он читал мысли своих приверженцев и выполнял все их желания.
Наг Махашей воспринимал как истину в последней инстанции любое слово, произнесенное Рамакришной, – даже сказанное в шутку. Однажды Рамакришна в его присутствии сказал другим своим последователям:
– Я думаю, что докторам, адвокатам и брокерам трудно приблизиться к пониманию Бога… Как может постичь Бесконечность ум, который держится за капельку лекарства?
В тот же вечер Наг Махашей выбросил в Гангу свой докторский чемоданчик и все медицинские книги в твердой решимости целиком посвятить себя духовной жизни. Он пришел к Рамакришне просить разрешения принять монашеский обет. Однако Рамакришна посоветовал ему оставаться в миру, сосредоточив на Боге все помыслы.
– И пусть твоя жизнь станет образцом для всех мирян, – добавил Рамакришна.
С того времени Наг Махашей и его жена повели жизнь предельно суровую и праведную. Рамакришна посоветовал им жить в своем доме и общаться с людьми святой жизни. На вопрос Махашея: «А как я найду людей святой жизни?» Рамакришна ответил: «Они сами к тебе придут».
После смерти Рамакришны Наг Махашей с женой вернулись жить в свою родную деревню Деобхог в Восточной Бенгалии, недалеко от Дакки. В деревне они исполнили предсказанное им Рамакришной, ибо принимали каждого, кто приходил к ним, как святого и как воплощение самого Бога. Никакое служение, никакая жертва не казалась им чрезмерной для гостей. У супругов совсем не было денег. Наг свел свое питание к минимуму, необходимому для поддержания жизни, а между тем он всю жизнь страдал хроническим колитом. Ухаживать за собой он никому не позволял и неукоснительно заботился о том, чтобы у гостей была еда и удобства. Однажды, когда не оказалось топлива, чтобы приготовить еду для гостя, он взял и срубил на дрова одну из опор дома. Его самоуничижение просто приводило в ужас. Двое молодых монахов, которые пришли проведать его, были до такой степени сконфужены почтением, выказанным Нагом Махашеем, что при первой возможности унесли ноги из его дома. Но он настоял на том, что должен проводить их на станцию. Поезд пришел переполненный, и пассажиры поначалу не желали еще больше тесниться из-за монахов. Их поведение привело Махашея в полное отчаяние, он кричал, он в отчаянии бил себя по лбу, и пристыженные пассажиры усадили монахов в вагон. Был и другой случай: в доме Махашея нужно было кое-что привести в порядок, и его жена наняла плотника, однако Наг Махашей не мог смириться с тем, что другой будет работать на него. Он заставил плотника сесть, он набил ему трубку и стал обмахивать опахалом… Если ему нужно было куда-то отправиться на лодке, он требовал, чтобы ему позволили самому грести. Из-за этого люди опасались оказаться в одной лодке с ним.