Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– Ну что, Петруша, – сказал Натан Степаныч, склоняясь над телом. – Нехорошо оно получилось?
Раненый открыл глаза. Был он бледен, дышал, но часто судорожно.
– Она все…
– Княжна?
– Она… виновата…
– Вас подговорила?
Гришка отступил, не мешая разговору.
– Нет… – верно, Петр понял, что не стоит лгать на пороге бытия иного, при скорой-то встрече с Господом. И без того хватает грехов на душе его. – Н-не… п-подговаривала… красивая, правда?
– Красивая, – согласился Натан Степаныч.
– Из-за нее все, – Петр облизал губы, попросив: – Отпустите грехи?
– Отпущу.
Хоть и не священник, но ведь сказано, что раскаяние – главное, а уж остальное – Господу в руки.
– Вы князя убить пытались?
– Да.
– Собаку натравили?
– Да, – говорить Петру было тяжело, и Натану Степанычу приходилось наклоняться низко, чтобы расслышать тихий его голос.
– И лестницу маслом намазали?
– Да.
– Что еще?
– Пугали… она про быка… про Минотавра… историю… клинок ее, который матушкин… ведьмовской… и мы решили…
– Создать чудовище?
– Да… не хочу умирать.
– Никто не хочет, Петрушенька. Не бойся, больше не будет боли… просто как-то вот вышло оно, неудачно. Что ж вы про оружие не подумали-то? Я ж, чай, не князь, человек простой… могилу вы разоряли?
– Да и… он…
– Отец Сергий?
– Да.
– С самого начала участвовал?
– Он… князя… ненавидел… он хотел поместье… а князь жил… у него сердце… никому не говорил, но доктор… исповедоваться… и отец Сергий спрашивал… отвечал… он говорил, напугать надо, тогда и сердце… оно слабое совсем… он после кладбища слег…
– Только не умер.
– Да.
– И вы с братцем поняли, что этак князя долго изводить можно, и решили иное попробовать. А когда не вышло, испугались. Он ведь не дураком был, верно?
Дыхание становилось прерывистым. Ай, до чего нехорошо вышло, до чего несвоевременно. Нет, Натан Степаныч если и жалел погибших братьев, то жалостью обыкновенной, человеческой, которая не отнимала у него понимания, что неспроста эти двое погибли, по собственной, стало быть, вине. И на руках их кровь, и души темны, но ему ли, человеку, иных людей судить?
– Д-да… Сергей велел затихнуть… к нему дядя приходил… грозился следствием…
– Отчего ж не затихли?
– Долги… много должны… грозились найти и… мы хотели… а она мешает… она красивая… но стерва… не верьте ей… она дядю травила… она и нас собиралась… рассказала про быка… идет бычок, качается… идет бычок… идет…
Он вдруг дернулся и вытянулся бездвижною колодой.
– Господи, спаси и сохрани, – сказал Гришка, размашисто перекрестясь. – Вот ведь горе-то какое… и чего делать-то будем, Натан Степаныч?
– В дом нести…
…Тихий дом, будто мертвый. И каждый звук в нем разносится эхом. Неуютное место, преобразившееся разом. Гришка, на что человек простой, ко всяким кунштюкам актерским нечувствительный, и тот застыл, повел головой, чисто пес сторожевой.
– Нехорошо тут, Натан Степаныч, – сказал он, положив тело на пол. Руки стряхнул, и вода с них полетела на ковер.
Сонной девке, которая выглянула из каморки, Натан Степаныч велел:
– Буди княжну. Несчастье приключилось.
И девка, подавив зевок, исчезла. Ждать пришлось недолго, Елизавета Алексеевна появилась, одетая в простое домашнее платье.
– Я не спала, – сказала она с порога. – Не люблю грозы. Боюсь. Нянька моя, помнится, говорила, что грозы – это гнев Господень… он молнии за грешниками шлет.
Взгляд ее рассеянный скользнул по Натану Степанычу, по Гришке, который при виде княжны закаменел, по телу, лежащему на ковре.
– Он мертв? – сухо спросила Елизавета Алексеевна.
– К сожалению…
– Признаться, я опасалась, что убьют вас, а вышло… – она села в кресло и, указав на соседнее, велела. – Садитесь. Рассказывайте. Или вам надобно привести себя в порядок? Вы, кажется, вымокли.
И сейчас, спокойная, отстраненная, она нисколько не напоминала ту женщину, с которой Натан Степаныч беседовал недавно. Куда подевались ее страх и смятение?
Ложь.
Снова ложь, но эту у него не выйдет доказать. И княжна, которая знает это, улыбается.
– Обойдусь и без отдыха, надобно, чтобы с Григорием помощников послали, там и… Павел лежит. Шею сломал…
– Бывает.
Она кликнула ту самую сонную девку и распоряжения отдавала голосом равнодушным, а девка все на тело косилась. Гришка ушел – вернется, конечно, вернется, а Натану Степанычу надобно взять себя в руки, успокоиться, хватит в каждой тени призрака видеть.
– Пожалуй, – княжна поднялась, – поговорить нам следует все же в иных покоях. Пусть телом займутся…
Она вышла, нисколько не сомневаясь, что Натан Степаныч последует за ней. И в иной гостиной, куда принесли свечи, однако свечи эти оказались неспособны управиться с темнотой, Елизавета Алексеевна устроилась на козетке, села прямо, руки сложила на коленях, уставилась черными бесовскими очами.
– За что вы его ненавидели, Елизавета Алексеевна? – Натан Степаныч провел рукой по волосам, стряхивая воду.
Жесткие. И редеют, старость близится, а с нею и понимание, что жизнь он прожил в целом неплохую, хватало, конечно, всякого, но вот такой лютой ненависти испытывать не доводилось.
И слава богу.
– Кого?
– Вашего отчима. Разве он обижал вас? В дом принял. Относился как к родной дочери…
– А с чего вы решили, что я ненавидела Алексея?
Насмешка. Не скажет, не из тех она злодеев, которые, поддавшись минутному желанию, начинают откровенничать о своих злодействах.
– Вы увели его сына из дому, человека, который и вправду вас любил, искренне и безоглядно. Вы подсадили его на опиум, свели с ума… для чего? Поначалу я решил, что дело в наследстве, однако оно не столь уж велико, с вашей красотой и умом, которого, уж извините, матушка ваша была лишена, вы могли бы получить много больше. Значит, не корысть… тогда что? Ненависть. Вы мстили мужу за призрачные обиды, нанесенные его отцом…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
