Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Утром я старательно делала вид, что сплю. Глухо дребезжало стекло. Лариса подняла голову от книги:
– На другом витке, где-нибудь в ином мире, где не будет ни КГБ, ни прочей нечисти, вы еще встретитесь! – сказала она, пророчески глядя в окно.
Саша со Светой встречали нас на перроне.
– Батюшки, что это ее так разнесло? – пробормотала Лариса.
Мы постояли, подождали, пока они подойдут.
Саша взял чемодан, Света весело похлопала себя по животу:
– Вот такие делишки, девочки, беременная я… Но – главная новость – рожать я буду уже в Америке. Отпускают нас! Получили разрешение!
Мы взяли в магазине бутылку «Букета Молдавии» и поехали к Ларисе. И снова всё было как прежде: лилось в рубиновые бокалы вино, Саша брал в жилистые руки гитару и пел: «Облака плывут…»
Я сидела в кухне на широком подоконнике и смотрела в окно.
Осень в Молдавии пышная и цветная, а зима мягкая и слякотная. Нет в ней четкости северного пейзажа. Нет птичьих следов, красной лапки рябины на белом мраморе снегов. Ноги месят серую кашу. Выходит дворник с ведром песка и замирает в недоумении: чего тут посыпать, всё само растаяло.
Родители подарили Ларисе цветной телевизор. Зимой Витя и Артур заходили посмотреть футбол. Из гостиной доносился возбужденный голос комментатора: «Кипиани овладел мячом! Вот он движется в сторону ворот противника!»
В декабре начался суд над папой и длился две недели. Я ходила на суд. Отца привозили в «канарейке», на нем были наручники, на ногах – кандалы. Он шел, высоко подняв голову. «Ему ее там опустят!» – услышала я, как говорил один охранник другому у отца за спиной. В конце этих ужасных, нелепых, великих – отец сам себя защищал – двух недель показательного суда его приговорили к восьми годам лагерей.
Каждый день после суда я возвращалась к Ларисе и звонила Жене. Женя в Петрозаводске расчищал свой участок от снега. Поехать к нему было нельзя, он находился под домашним арестом.
В том же декабре я читала «Улисса» и вот, что я поняла. Кипиани может овладеть мячом, но нельзя овладеть любимым человеком, как нельзя овладеть тайной и красотой мира или вон той медленно снижающейся над пустырем вороной. Ничем и никем нельзя овладеть. Надо полюбить и запомнить. Как Джойс – свою Ирландию, как Пруст – персиковую щеку Альбертины. И это единственная форма владения, которая мне дана.
В последние дни декабря восьмидесятого года Женю вызвали в органы, и человек в сером костюме ему сказал:
– У вас, Евгений, теперь две альтернативы: либо вы в течение двух недель уедете, либо… сами понимаете…
Женя заметил, что это только одна альтернатива.
– А какая вторая? – спросил он.
– Завтра к семи утра за визой в ОВИР! – ответил человек.
Женя мне позвонил от Бори Викторова 13 января 1981 года:
– Дорогая, я завтра улетаю в Рим!
Я пыталась пошутить:
– Это дальше, чем Петрозаводск, или ближе?
– Может быть, даже ближе. Скажи что-нибудь.
Я хотела сказать: «Я тебя люблю. Подожди меня. Я сделаю все, чтобы мы скоро встретились». Вместо этого я почему-то сказала:
– А ты знаешь, что Бродский сейчас в Риме?
Он не успел ответить. В телефонной трубке вдруг зашумел проливной дождь, за этим последовал звук, как будто на том конце провода кто-то включил электропилу. Потом телефон замолчал. Я постучала по рычажкам – гудка не было. Через пару минут я снова сняла трубку. Телефон был отключен.
За окнами быстро темнело. Только что небо было голубым, и вот уже оно стало цвета мокрой мешковины. Я легла на диван и стала смотреть в окно.
Настоящий снег в Кишиневе идет один раз за зиму, под старый Новый год.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
