— Ты не в трауре! — прервала его шокированная Нелл. — Крис! Ведь это надо придумать — приехал в таком костюме на станцию, где все, наверное, тебя узнали! Неужели ты не знал, что тебе нужно быть в трауре?
…Ни обыденный траур, мать.
Ни ветреный порыв глубоких вздохов…
— Во-первых, я об этом не подумал, — терпеливо объяснил Крис. — Потом я был так занят, что не успел. И наконец, мне это не по средствам…
— Какая жалость, что ты не подумал об этом в Лондоне, — упрекнула его Нелл. — Не знаю, что ты здесь сможешь найти. Как только стемнеет, ты должен пойти к портному.
— Ладно, ладно, пойду, если хочешь. — Крис не был расположен спорить из-за пустяков. — Но, мама, я должен знать, как все это произошло. Как умер отец? Где его тело?
— В участке! — прорыдала миссис Хейлин.
— Что это значит — «в участке»?! — изумился Крис.
— Они перенесли туда тело, после того как нашли его сегодня на рассвете. Будет расследование.
Крис почувствовал, что он бледнеет. Так, значит, самоубийство! Как скрыть это от Жюли?
— Тебе придется давать показания? — недоверчиво спросил он.
— Они хотели, чтобы я пришла, но я не могу, — рыдала она. — Доктор говорит, что это опасно для меня — в моем состоянии, они сказали, что вместо меня можешь пойти ты.
— А! — губы Криса сжались. — Понимаю. Значит, мне придется давать показания от твоего имени. Но я до сих пор ничего не знаю. Он что, застрелился?
— Как ты можешь предполагать такое о своем отце! — в негодовании воскликнула Нелл. — Конечно нет!
— Тогда что же с ним произошло? Несчастный случай? Или удар?
— Мы не знаем, — сказала Нелл патетически, хотя было заметно, что этот рассказ доставляет ей какое-то болезненное наслаждение. — Все, что я знаю, это, что вчера вечером он снова запил. Ты знаешь, милый, твой бедный отец иногда выпивал чуточку лишнего.
— Да, да, — терпеливо сказал он. — Знаю. Ну и дальше что?
— Он заперся в кабинете и сидел там и пил весь вечер. Он не отозвался, когда я постучала и позвала его, и не вышел к обеду. Он, должно быть, выпил слишком уж много, потому что у него была полная бутылка, а сегодня утром она оказалась совсем пустой.
— Значит, он напился пьян, — холодно сказал Крис. — А дальше что?
— Ах, почему ты такой грубый? — простонала Нелл. — Бедный, милый папочка. Он не желал никому зла, и у него было столько волнений.
— Мы оставили его с бутылкой, — сказал Крис, не отступая от сути дела. — Ты знаешь, что произошло дальше?
— Нет. Мы только догадываемся. Я рано легла спать и заперлась в комнате, как я всегда делала, когда он… когда он был в таком состоянии. Так было лучше, дорогой, потому что иногда он как бы себя не помнил и сам не знал, что говорил. Это не значит, что он желал кому-нибудь зла, но он не совсем владел собой и…
— Ты легла спать, — перебил Крис. — А дальше что?
— Ночью, не знаю точно когда, меня разбудило громкое хлопанье входной двери. Я подумала, что он решил пройтись, чтобы освежиться. Но он не вернулся, Крис! О бедный, бедный, умереть такой смертью!
— Как он умер? — упорствовал Крис.
— Никто не знает. Рано утром его нашли мертвым в ручье, у самого моста. Он утонул!
— Это тот самый ручей, через который я переходил по дороге от станции?
— Да.
— Но как мог взрослый человек утонуть в нем? — возразил Крис. — Там же всего несколько дюймов глубины.
— Знаю, милый, но если он оступился в темноте…
В одно мгновение вся сцена восстановилась в сознании Криса. Прочтя письмо Криса, Фрэнк напился — такова была неизменная реакция на все волнующие новости. Полная бутылка виски привела его в состояние одури и беспомощности. Потом он вышел на улицу. Зачем? Может быть, действительно желая освежиться, как предполагала Нелл; может быть, направляясь к станции с мыслью поехать в Лондон, покачнулся, оступился, упал с высоты шесть или семь футов в ручей и, оглушенный падением и обессиленный виски, утонул в этих нескольких дюймах грязной воды.
Крис содрогнулся. Страшный и омерзительный конец! Но не самоубийство. Даже пьяный не попытался бы покончить жизнь самоубийством, бросившись с высоты шесть футов в деревенский ручей. Но все-таки ужасно. И если бы не письмо…
Стараясь придать своему голосу твердость, Крис спросил:
— Ты не знаешь, получил он какое-нибудь письмо до того, как начал пить?
— Какие-то письма были, горничная помнит, что относила их. Но полиция нашла на его письменном столе только несколько нераспечатанных счетов — ничего, что могло бы служить объяснением.
«Он сжег его в припадке бешенства», — быстро подумал Крис. И невольно почувствовал глубокое облегчение при мысли, что эта единственная улика уничтожена. Что, если бы судья прочел это письмо! Он встал с кресла и принялся расхаживать по маленькой спальне, настолько поглощенный своими мыслями, что совсем забыл о присутствии матери и не отвечал на ее вопросы. В какой мере он несет ответственность за смерть Фрэнка? Какой хитрый, неведомый демон ревности продиктовал ему это письмо? И он отшатнулся от самого себя, испуганный видом дикаря, притаившегося в нем под внешней оболочкой цивилизованного человека. Как легко он усматривал эти атавистические пережитки в психологии других — и как слеп был к ним в самом себе! Неужели подсознательно он действительно желал убить своего отца и ему это удалось?
Вот давящая, опустошающая мысль. Он отбросил ее от себя. Не время возиться с этим. Нужно подумать о другом… Он обратился к матери:
— Ты все устроила для похорон?
— Нет, дорогой, я хотела сначала поговорить об этом с тобой. Как жаль, что нет Жюли, она бы нам помогла. Но я уверена, что ты не откажешься сделать для меня такой пустяк…
В течение следующих сорока восьми часов вся энергия Криса уходила на «пустяки» подобного рода.
Как только ему удалось вырваться от Нелл, предававшейся старым фальшивым сентиментальным воспоминаниям, от которых его коробило, Крис спустился вниз, намереваясь обдумать, что следует предпринять, и затем привести это в исполнение. Он быстро нашел «кабинет» своего отца — темную каморку, откуда открывался великолепный вид на задний двор и на оцинкованный мусорный ящик. Крис сейчас же задернул занавеску и, отвернувшись от окна, оглядел комнату. Сюда Фрэнк бежал в последний раз от действительности, здесь он обратился за утешением к бутылке виски, вместо того, чтобы собрать все свое мужество и энергию и попытаться спасти дочь от беды, которую он косвенно, хотя и не намеренно, на нее навлек. В этом большом кресле, должно быть, он сидел; на этом маленьком столе с пустым подносом стоял, должно быть, его презренный дурман — алкоголь; а в огне давно потухшего камина, должно быть, он сжег письмо Криса.
