Гонец вновь лишь покачал головой:
— Никого. Всех женщин повесили, у многих… Это немыслимо! Я никогда не видел ничего подобного, хотя сражался с дикарями в Германии и изощренными убийцами в Сирии. Я приехал в Лондиний после того, как ушли последние из восставших. Я видел лица мертвых детей… Я никогда не видел детей настолько… — не в силах продолжать, он замолчал.
— Говори, центурион, — жестко произнес Фабий.
Справившись наконец с волнением, гонец продолжил:
— Но и это еще не самое худшее. Перед тем как они были убиты, они висели распятые, и некоторые из женщин были пронзены копьями, через все туловище… Это было… А мужчины… Им отрубили головы. Я видел несколько голов в реке. Их просто бросили туда. Помните, что египтяне сделали с головой Помпея сто лет назад? Мы никогда не забудем этого, правда ведь? И мы никогда не забудем, что эти варвары сделали с нашими людьми. Это было…
— Ты свободен, центурион, — прервал его Фабий.
Тот стоял, переводя взгляд с одного начальника на другого… Светоний кивнул и поблагодарил его за отчет. Центурион повернулся и покинул шатер. Несколько мгновений царило молчание, потом Каллист произнес:
— Должно быть, это были их жрецы, друиды. Это они молятся богам, которые требуют таких жертв.
Светоний покачал головой:
— Я уверен, что мы уничтожили всех друидов, не оставив ни одного. Нет, это работа Боадицеи и ее армии. Только их одних.
— Я говорил вам, — громко сказал Кассий, — я говорил, какая она. Она — худшая из женщин, злой дух, ходящий по земле. Мы должны уничтожить ее, потому что если она жива, то придет за мной и…
Полностью проигнорировав бритта, Светоний сказал:
— Да, она жестока, но мы должны помнить, что это был незащищенный город.
— Но это — ужас, который мы не должны забыть, командующий, — сказал Каллист, все еще пребывая в смятении от услышаного.
— Да, префект! Это — крайность даже для варвара. Но большее ли это варварство, чем то, что творим мы сами, римляне, заставляя зверей на арене разрывать людей на части? Разве это более жестоко, чем убивать жителей провинций, провозглашая, что несем им знания и цивилизацию?.. — спросил Светоний.
— Да! — перебил Фабий, — Это — намного более жестоко! На арене умирают рабы, преступники или те, кто добровольно избрал судьбу гладиатора, зная, что столкнется со смертельным риском. Но это… — Он указал в сторону Лондиния. — Это — избиение безвинных. Римских мужчин, женщин и детей! Избиение для удовольствия. Это хуже, чем все, что мне доводилось видеть. Насаживать женщин на пики… отрезать…
— Довольно! Я слышал то, что пришлось рассказать центуриону. Да, это деяние больного разума, нечеловеческое и противоречащее цивилизации, которую мы, римляне, несем в этот уголок мира. Но оно — относительное зло. Сегодня только самые развращенные римские мужчины грезят об утехах с маленькими мальчиками, а ведь греки высшей формой наслаждения и моральности считали обучение радостям постели детей. В Риме сегодня не порицают императора, а во времена божественного Августа это было общепринятой вещью… Император поощрял критику, дабы развивать свое собственное остроумие и таланты своих полководцев в этой области. Понятия о морали меняются в разные эпохи и в разных местах. То, что мы считаем в поведении этих варваров отвратительным и бесчеловечным, вполне могло быть нормальным во времена Тарквиния Древнего. А посмотрите на наших римских богов: они пожирали детей, насиловали женщин, сочетались для собственного удовольствия с животными и со смертными и делали прочие кошмарные вещи, а мы по доброй воле рассказываем об этом своим детям!
— Но вы же не оправдываете эту безумную Боадицею? — спросил Каллист.
— Оправдывать ее? Нет, я никогда не прощу ей убийства стольких римлян. И я уж точно не последую ее примеру, как и каждый из вас. Но разве Красс не приказал распять шесть тысяч сторонников мятежного гладиатора Спартака на Аппиевой дороге? Теперь вообразите, что один из этих варваров посетил бы Рим сто тридцать лет назад, и ему случилось бы проехать по ней. Что бы он увидел? Как тысячи людей кричат в агонии, моля о воде или окончании их страданий ударом копья! Разве он не воспринял бы увиденое так же, как мы сегодня — слова посланника о Лондинии? Все мы — солдаты, которым платят за то, чтобы мы убивали врагов Рима. И, хотя мы не применяем пыток, как эти варвары, живем мы все же в варварские времена. Теперь извините меня, но моя головная боль стала еще сильнее, и я лучше лягу в постель. Мы продолжим поход на север на рассвете.
Солнце осветило холмы, когда Светоний уже поднял свою армию. Он знал из карт, что в пяти милях к северу дорога ответвляется на запад и ведет в юго-западную часть страны, где находился сейчас Второй легион Августа.
Светоний планировал продвигаться в том направлении и послать к командиру легиона Поению Постуму за подкреплением. После соединения с Четырнадцатым легионом Гемина и двумя легионами Августа у него будет достаточно сил, чтобы встретиться с армией Боадицеи, даже если бриттов будет и сто тысяч. Но важнее было выбрать удобное место для битвы.
Что он знал с абсолютной точностью, так это то, что Боудика нападала на беззащитные города, а в этом случае римские солдаты не могли сражаться так, как их тренировали и готовили. Римляне умели защищать форты, если те имели укрепления, сражаться в открытом поле, осаждать города при помощи катапульт, баллист и других устрашающих военных машин. Биться же с полчищами головорезов на тесных улицах городов не было для римлян привычным, потому Боудика и одержала свои победы в Камулодуне и Лондинии. Итак, она победила архитектуру… но не римскую мощь!
Теперь, если верить Кассию, его мачеха была уверена, что встретит римский легион и тоже победит. И это, знал Светоний, было для него шансом уничтожить ее навсегда. Он тронул поводья, и лошадь пошла быстрее. Уже были отправлены приказы командирам других легионов, чтобы они выдвинулись и встретились с ним в течение ближайших четырех дней. Он соберет все свои войска, а потом ему нужно будет заставить Боадицею прийти к нему.
Впервые за много дней на его губах заиграла улыбка. Самоуверенность этой женщины была ее главной ошибкой.
Поход на Веруламий
Неужели Светоний был настолько слаб, что даже избегал сражения с ней? С вершины холма Боудика смотрела, как мужчины и женщины, лошади и повозки двигались по дороге на Веруламий. Растянувшись, подобно гигантской змее, чей хвост был столь далек, что она не могла его разглядеть, двигались более ста тысяч бриттов: это была гигантская армия, готовая встретить и отразить любой удар.
Но куда же делись римляне? Где теперь Светоний?
Каждый день со времени разрушения Камулодуна она ожидала услышать звуки римских труб и барабанов, сообщавших о появления римских орлов, и ждала, что легионы будут ее преследовать. Каждый день готовилась она к решающей битве, в которой их военная мощь столкнется с прославленным гением Светония. И каждую ночь она отправлялась спать в ожидании, что завтра римляне налетят с холмов, как осиный рой.
