Вот теперь и находись сам с собой, сколько угодно. Поджидать некого. Никто не помешает.
И справляйся сам, как хочешь.
Хотя Татьяна наверняка тетку какую-нибудь пришлет, вместо Ирис. Пока не надоест платить.
43
Кармела меня простила.
Не выдержал я дома один сидеть, натянул кое-как чистые боксеры, взобрался наверх. Искренне попросил прощения, про Татьяну ей немного объяснил, имеет право знать, почему я такой не в себе. Посидели, поговорили, как взрослые люди, поели вместе.
И все у нас было, хотя все-таки без настоящего интереса с моей стороны. Одно только радует, что до сих пор могу по заказу. Правда, был напряженный момент, я даже встревожился. Но обошлось, Кармела и не заметила, а, наоборот, сказала: Татьяна просто не понимает, что она теряет. Это, говорит, редко у нынешних мужчин, чтобы и сила, и терпение, и внимание к потребностям партнера. Не знает она, что у меня это вовсе не внимание к потребностям, а просто, если она достигает, то мне гораздо приятнее на нее в этот момент смотреть. А она и сама вела себя довольно деликатно, приспосабливалась, учитывала мою шейку бедра.
Неплохая все-таки тетка, несмотря на голос. В прежнем моем семейном положении я бы охотно имел с ней дело на этой почве. Теперь же она явно на что-то рассчитывает, а я предпочел бы чисто по-соседски. Но все равно, хорошо, что мы помирились, на случай безвыходного положения, и опять же Йом-Кипур. Теперь бы еще с Ирис. Ладно, когда-нибудь при случае.
Я вдруг очень устал. И не от работы, и не от Кармелы, а вот просто вдруг устал. Так устал, как будто вынули из меня что-то, что всегда во мне было и вдруг пропало.
И иголки меня на этот раз не усыпили, и пяточный массаж не помог, хотя Йехезкель очень старался. Лежу теперь, а отдохнуть не могу. Вспомнил про перкосет, как он меня всегда приводил в хорошее состояние, но нет, не перкосет мне теперь нужен, а что-то другое.
44
Так я и знал.
Поженились. Ухитрились-таки!
Галка прямо из аэропорта позвонила, не терпелось сообщить радостную новость.
Я было по привычке пасть разинул обругать ее, вдруг опять усталость накатила, и не то чтобы мне все равно, а простая мысль — ну, чего тебе? Дело сделано, что дальше произойдет — не в твоей власти. Зачем портить девке радостный момент, кто знает, много ли их у нее таких будет. У нее голос такой счастливый!
И не обругал, а вместо этого говорю: приезжайте ко мне, я вас поздравлю как следует.
Они рады? Счастливы? Любят друг друга? Жить друг без друга не могут? И слава Тебе Господи! Молодые, здоровые, красивые и счастливые — что может быть лучше?
Глупости эти насчет нашего общего переезда выбью им из головы, и пусть едут вдвоем в Лондон, пусть радуются друг на друга, хоть что-нибудь да урвут от жизни, даже если это ненадолго. Пусть хоть кому-то будет хорошо. Денег им как-нибудь наскребу, заказов возьму побольше, вот отдохну только. Татьяна наверняка поможет, пусть даст им из того, что на меня копила, на операцию.
Когда они пришли, даже предложил им пожить пока у меня, им ведь жить негде. Предложил и тут же спохватился, это же столько хлопот, и потом, Азаму здесь наверняка нельзя. Хотел было как-нибудь осторожно переиграть, но Галка говорит.
— Спасибо, папа, я у них поночую, — кивает на Азама, — а сегодня особенно, надо помочь его маме к завтрашнему приему. И, папа, — говорит, — я тебя очень, очень прошу, чтоб и ты завтра пришел и познакомился.
— Как это, — говорю, — почему завтра? С ума сошла? Завтра канун Судного дня!
— Днем, папа, днем, в двенадцать!
Азам виновато улыбается и говорит:
— Простите, Михаэль, это не она. Нехорошо получилось, но отложить никак нельзя.
— Почему это нельзя? Все равно женатые уже, днем раньше, днем позже, не имеет значения, когда знакомиться.
Галка рвется объяснять:
— Папа, у него из Рамаллы…
Азам взял ее за руку, замолчала.
— Дело в том, — говорит, — что мы с Галиной и так все делаем не по правилам, не так, как велит обычай. Но хотя бы для этой встречи родителей жениха и невесты в доме должен быть мужчина постарше. И поскольку мы живем без отца, моя мама вызвала своего брата из Рамаллы. Он приехал как раз перед нашим отъездом на Кипр, мы ведь хотели все устраивать тогда… А теперь больше откладывать нельзя, он завтра должен уехать, у него кончается пропуск.
— А, — говорю, — пропуск…
Как будто это я виноват, что нам приходится защищаться от террористов, которые просачиваются из всех городов так называемой арабской автономии, и, в частности, из Рамаллы.
— Вы ведь знаете, — и он тоже, вроде как оправдывается, — если его застукают без пропуска… а перед Йом-Кипуром с этим особенно строго…
Вот такая наша повседневная действительность в условиях израильско-палестинского территориального конфликта.
— Поэтому, — говорит, — мы очень просим вас прийти к нам завтра в гости. Мать зовет к двенадцати, на обед, а в три дядя уезжает, и вы вполне успеете вернуться до наступления Йом-Кипура.
Такие счастливые, что про камни даже не вспомнили. А я напоминать, понятно, не стал.
45
Помню, когда я женился и Танины родители пришли знакомиться, мать тоже очень огорчалась, что в доме на этот случай нет мужчины. Но позвать ей было некого, и обошлось так.
Дядя из Рамаллы. Хм. Тоже еще не известно, что за дядя. Впрочем, пропуск ему дали, может, и ничего.
Но я все равно пошел бы, познакомился, и утром даже начал было собираться, но увидел, что просто нет никаких сил. Болит все, и слабость, короче, называется регрессия.
И вот звонит Галка, что они сейчас с Азамом едут за мной. Знаю, что огорчится, но что же делать. В каком виде я сейчас, мне даже людям показаться неприятно, решат, что настоящий инвалид.
Дружелюбно все ей объяснил, она поняла, что я не то что бы, а в самом деле не могу. Поэтому согласилась, что поедут Татьяна с Алексеем, а я уж потом, когда буду покрепче. И говорит мне:
— А оттуда я провожу маму прямо к тебе. Если ты не против.
Я так обрадовался, что даже испугался.
— Да она же не успеет вернуться к этому своему?
— Нет, — говорит, — она на Йом-Кипур с ним не будет.
Как я ни радовался, а удержаться не смог:
— Ну конечно, — говорю, — на каждый день гойка ему годится, а как Йом-Кипур, так пошла вон.
— Нет, — говорит, — это она сама так решила. Пока, сказала, полный гиюр не приняла, не буду ему в этот день мешать. Он молиться будет, в синагогу пойдет, и поститься вместе с сыном.
— А она, — спрашиваю, — разве не будет?
— Не знаю, — говорит, — сам увидишь. Но ты не волнуйся, тебе мы еды много принесем, возьмем для тебя у арабов сухим пайком. Так согласен? А нет, Алексей ее к себе заберет.
