будут по старинке топить печи и их использовать как кухонные плиты.
Ну а пока… Я развернул написанный на обоях плакат, где было выведено красным: «Покупаю хурму. 100 ₽/кг». Это, конечно, не заработки с продажи кофе, но, если ее продавать в Москве по тысяче, то в Гаечкином ведре — пять тысяч. Килограммов сорок раздобыть бы…
Я посмотрел на тучи, клубящиеся над горами. Красиво, черт возьми! Облака такие плотные, что кажется, будто по склонам стекает огромная лавина, если находиться недалеко — дух захватывает, так и кажется, что вот-вот лавину снимут с паузы, и она ринется вниз, сметая поля, деревья, город.
— Кого на приеме товара оставить? — спросил я. — Саша? Зарплата — пятьсот, это ненадолго.
Ян поднял руку, как в школе:
— Меня! Я смогу. И взвешивать умею.
Гаечка посоветовала:
— Наверно, лучше у дороги встать или возле почты, где люди ходят.
Кабанов, все это время молчавший, вскинул голову и, красный, как рак, направился к калитке двора, где росла хурма. Затарабанил в ворота с криком:
— Хозяева! Хозяева!
В этот момент вернулся Ден с неплотно набитым мешком, достал детскую черную шубу.
— Вот, лет на семь, рваная. Шапка из нутрии, моль съела. Мамин старый халат, в пятнах весь, не отстирывается. И куча носков. А! Сапоги еще дубовые с отвалившейся подошвой.
— Отлично. — Я сложил вещи, что принес Илья, туда же, поглядывая на Кабанова, которому, видимо, уж очень нужны были деньги.
Димоны решили тянуть жребий, чтобы узнать, кто поедет первым. Повезло Чабанову, и он укатил домой.
Кабанов уже собрался уходить, но в этот момент калитка распахнулась, и высунулась старушка в платочке, спросила:
— Вам кого?
Кабанов так обалдел, что потерял дар речи, только глазами и хлопал. Алиса покраснела, отвернулась и закрыла лицо рукой. Наконец Кабанчик отмер и пролепетал:
— Вы это… хурму продаете?
— Нет, — мотнула головой старушка, и Кабанов смолк окончательно, впав в тот самый ступор, что одолевал меня в минуты растерянности.
Наблюдавший за приятелем Памфилов рванул на выручку, придержал калитку, когда старушка собралась ее закрыть.
— Погодите! Продайте нам хурму! — воскликнул он. — Вам она ни к чему же, ведь так?
— Она же зеленая, — удивилась хозяйка дома такому напору.
— А мы заморозим, и она поспеет!
Я не видел лица Памфилова, но был уверен, что он сейчас улыбается во все тридцать два, а перед его улыбкой трудно устоять. Ладно, не тридцать два, а двадцать восемь — зубы мудрости у него еще не прорезались.
— У вас хурма, вам ненужная, у нас деньги, — почуяв сомнения, усилил натиск Ден. — Продайте! Хотите, я сам все оборву. Аккуратно, не волнуйтесь, вот этими руками. Достану! Я большой! А вы посмотрите, чтобы не набедокурил. Ну что вам, пара тысяч помешает?
Видимо, старушка тихонько спросила, сколько он заплатит, и Ден сказал:
— Сто рублей за килограмм, откуда у нас больше? По двести на рынке продадим, конфет купим. Ну?
— А деньги-то есть? — спросила старушка с сомнением.
Я подбежал к ней и протянул тысячу.
— Вот, задаток.
Аж морщины разгладились на ее лице. Купюра перекочевала в карман халата. Все вытянули шеи. Хозяйка дала добро, и Памфилов показал «класс», они с Кабановым вошли во двор.
— Во талант, — проговорила Гаечка с завистью, покосилась на Алису. — Идем и мы?
Девушка побледнела, но кивнула, и они медленно потопали от главной дороги в сторону моря, выискивая дворы, где растет хурма. Остановились, потоптались на месте, и Гаечка решилась, подошла к забору, крикнула:
— Хозяева! — От волнения ее голос стал хриплым.
Залаяла собака, кинулась на забор, и девчонки шарахнулись. Крупный пес, похоже, немецкая овчарка — Лаки таким же вырастет.
— Валите! — крикнул Рам и превентивно бросился на выручку — а вдруг перемахнет через забор такая махина?
Но нет, во двор вышел хозяин, дед-армянин в клетчатой кепке, и пес угомонился. Гаечка набралась смелости, улыбнулась.
— Здравствуйте, хозяин! Продайте нам хурму. Мы сами ее оборвем, вы проконтролируете, чтобы ветки не сломали. Сто рублей за килограмм. Вон, у вас два дерева, куда столько девать? Мороз скоро ударит — сгниет все.
— Сто рублей! — воскликнул дед. — Да что мне те сто рублей?
В разговор влезла Алиса:
— На вон том, большом, дереве, тысячи на три-четыре. Но сами смотрите.
— Извините за беспокойство. — Гаечка приложила руку к груди и пошла прочь.
— Двэсти! — начал торговаться хозяин.
— Откуда у нас столько? — развела руками Гаечка.
Я думал, жадность возобладает, но нет, армянин не стал окликать девчонок, и они побрели дальше под надзором Рамиля.
Мы наблюдали, как старушка и Ден вынесли строительного козла. Кабанов залез на него, а высокий Ден обрывал плоды внизу.
Вернулся Чабанов, привез серый мужской плащ с дырой на заднице. К тому моменту Памфилов закончил обдирать хурму и пришел за весами и деньгами, загоготал, надел этот плащ, подбежал к Минаеву, распахнул полы с криком «Бу». Ян покатился со смеху.
Мимо проходил младшеклассник, Ден проделал тот же трюк с ним — пацан выпучил глаза и рванул прочь. Памфилов в распахнутом плаще пробежал немного за ним и упал на траву, сраженный собственной шуткой.
Илья обратился к Чабанову, который тоже смеялся:
— Дим, это чей плащ?
— Деда.
— Дед гулял в парке и встретил девушку, — совершенно серьезно произнес Илья. — Девушка оказалась с собакой.
Памфилов покрутил задом, демонстрируя дырку — и правда, как будто собака порвала — чем спровоцировал новый взрыв хохота. Ян аж валялся и дрыгал ногами. Только Чабанову стало не смешно. Глянув на открытую калитку, Ден взял у меня пару тысяч, весы и побежал расплачиваться.
Минаев уселся на Карпа и сказал:
— Поеду и я ветошь дома поищу, может, есть чё.
Пока Кабанов заканчивал обносить дерево, Памфилов вынес три ящика хурмы и отчитался:
— Шестнадцать кэгэ! — И протянул руку, куда я положил честно заработанную тысячу шестьсот.
Спустя десять минут появился Кабанов румяный и довольный, вынес два ведра плодов.
— Пятнадцать!
Получив три тысячи, он убежал расплачиваться со старушкой. Вот, и всем хорошо. Пока они тут при деле, я отдал Илье деньги, поручив ему заниматься скупкой. Сорок килограммов уже есть, план выполнен. Чем больше мы запасем, тем лучше. После мороза она мгновенно созреет и превратится в кашу. Осталось дождаться Минаева
