смерти сына, и это была не нелюбимая невестка, а граф Валенский вместе со всем свои клубом. Даже то, что Дуня Платошу в столицу отпустила, свекровь ей в вину не ставила, ведь в таком случае и она сама оказывалась виноватой: оставила сыночка одного, без присмотра.
Михайла Петрович, заметивший, что дочери лучше не становится, решил всех, искренне тоскующих по Платону, разъединить. Маменьку Платона и его среднюю тётушку он отправил в Баден-Баден на модный курорт, подлечить нервы. Старшая тётушка с мужем тоже туда поехали.
Происшествие в Джентльменском клубе графа Валенского незамеченным не прошло, встряхнув столичное общество и дойдя до самого императора. Александр I, крайне неодобрительно относившийся к дуэлям и рискованным пари, пришёл в ярость. Подогревало его злость и то обстоятельство, что причинено горе народной героине, женщине, для которой ему довелось побыть добрым волшебником из сказки, которую он мог бы полюбить и приблизить к себе, если бы не был уверен: такие, как графиня Авдотья Матвеевская-Лыкова в любовницы не идут. Будь ты хоть трижды император.
Александр I издал указ, запрещавший смертельные пари и предписывающий приравнять погибших от подобных игр к самоубийцам, с припиской: хоронить за кладбищенской оградой, не отпевать, в фамильные склепы не помещать. Последнее охладило многие горячие головы куда действеннее, чем весьма немалые штрафы для всех участников пари, или их наследников.
Второй указ, запрещавший дуэли, был не столь категоричен, допуская исключения для случаев, когда затронута дворянская честь.
Графа Валенского и виконта Гурова выслали из столицы на три года. Михайле Петровичу, который узнал все подробности произошедшего в Джентльменском клубе, это наказание показалось недостаточным, и он нанёс свой удар. Удар по самому больному после дворянской чести месту — по кошельку. Меньше, чем за полгода роды Валенских и Гуровых оказались на грани разорения.
Правда, Глаша, спросила мужа:
— Шляхтич — понятно, а за что ты виконта так? Он же мальчишка глупый.
Михайла Петрович усмехнулся и ответил:
— А это, чтоб от безделья не маялся. Займётся делами семьи, глупость, глядишь, и повыветрится.
Дуня смогла выбраться из омута горя после того, как отвели сорок дней. Помог в этом Демьян. Бывшему ординарцу Михайла Петрович поручил следить за младшей дочкой и внуками, и тот справлялся куда лучше кучи нянек. Как-то раз, когда Дуня сидела в Серебряной гостиной, сказав всем, что намерена побыть в одиночестве, Демьян вошёл туда, ведя перед собой троицу озорников.
— Хозяюшка, вот, в саду поймал. Собирались яблоки незрелые кушать. На минутку оставить нельзя. Прости, Авдотья Михайловна, что тебя беспокою, но живот прихватило, спасу нет, а детей одних не оставишь. От нянек удерут ведь, — сказал он и согнулся, прижимая руку к животу.
— Иди, конечно, присмотрю, — безучастно ответила Дуня, но в голосе промелькнуло беспокойство. — Может, за доктором послать или за Ворожеей?
Демьян лишь головою помотал и так полусогнутым и выбежал из гостиной. Дуня перевела взгляд на детей, и у неё словно пелена с глаз упала. Она осознала, что всё это время вела себя словно безвольная кукла. Стало стыдно от воспоминаний, как все носились с ней, как с хрустальной вазой.
— Что это там у тебя? — спросила она у сестрёнки, указывая на оттопыренные кармашки передника.
— Мамочка, мы не ели, только собирали, — сказал старший сын, а сестрёнка с неохотой высыпала в Дунин подол маленькие зелёные яблоки.
— Хотите, поиграем? — спросила Дуня. Дети так обрадовались, что она ещё раз ощутила укол совести за то, что полностью свалила заботу о них на родных и нянек.
Спустя некоторое время Михайла Петрович и Глаша через щель в одной двери, а Демьян и Аграфена около другой, наблюдали, как дети по очереди кидают яблоки в фарфоровую вазу. Дуня же при помощи магии, направляет самодельные снаряды в цель, стараясь, чтобы ребятня этого не заметила.
— Ну, слава тебе, Господи, — прошептал Михайла Петрович и, прикрыв дверь, сказал Глаше: — Через недельку можно нам и домой. Как раз Китти с Лизой везти поступать. Ох, как кстати в Московский университет на магическое отделение стали женщин принимать.
— Михайла… — начала Глаша и замолчала в нерешительности.
— Говори уж, что задумала? — спросил Михайла Петрович с интересом глядя на жену.
— Подумала я, если мы с Дунюшкой тоже учиться поступим, она наверняка отвлечётся. Мне не так, чтобы сильно хотелось, но ведь без меня она не пойдёт, — сказала Глаша.
— Как я сам-то об этом не подумал! — воскликнул Михайла Петрович, хлопнув себя по лбу.
Дверь распахнулась и Дуня, их обычная Дуня, с живым, а не потухшим взглядом, спросила:
— О чём не подумал, папенька?
Оказалось, пока Михайла Петрович и Глаша разговаривали, Демьян вернулся и забрал детей на прогулку. А Аграфена поспешила всем рассказать, что хозяйке полегчало.
— Да вот, сразу не подумал, как хорошо бы вместе с воспитанницами и вас с Глашей в университет на учёбу отправить. И за девчонками приглядите, и сами знаний поднаберётесь, — ответил Михайла Петрович и добавил: — Я слышал Волконские свой московский особняк продают, в столицу перебираются, давно на него глаз положил, да надобности не имелось. А вот теперь точно прикуплю. Будем то там жить, то дома. Что скажешь, сударушка?
Дуня подумала-подумала, да и согласилась. Вот так нежданно-негаданно оказались они с Глашей и старшими воспитанницами Михайлы Петровича в числе первых женщин, принятых на учёбу в университет. Экзамены сдали налегке. Всего набралось на первый курс десять женщин и девиц. Вопреки опасениям Дуни и Глаши, что они староваты для учёбы, остальные студентки, кроме Китти и Лизы, оказались их ровесницами или старше. Трое поступили на факультет точных наук, столько же — на факультет естественных наук. На магический факультет претендовала лишь их четвёрка.
Когда в вестибюле главного здания университета вывесили списки, Лиззи, поднеся к глазам пенсне и прочтя их, изрекла:
— Это хорошо, что вы с нами поступать надумали. Вдвоём среди такой кучи мужчин было бы тяжеловато. Китти! Немедленно прекрати глазеть на студентов так откровенно. Ещё подумают, что мы сюда за амурами всякими пришли, а не учиться.
— Ничего я не глазею! — возмущённо ответила вторая воспитанница, отворачиваясь от нахально подмигивающих ей студентов.
Это были те самые юные магички, что попросили взять их с подругами под опеку.
Глаша оказалась права, с началом учёбы Дуне стало не до того, чтобы грустить-печалиться: лекции и практические занятия в университете, воспитание детей, хозяйственные дела в имении
