Фома Фомич понял, что ничего к тому, что уже сказано, Шестаков добавить не сможет, подтолкнув Кочкина, засобирался.
– Так, может быть, мы посетим сегодня какое-нибудь местное веселое заведение? – предложил майор.
– Да мы бы с радостью, но устали, как тягловые кони, с самого утра на ногах. Ездили в деревню на съемной бричке, дорога скверная, повозка без рессор, хотелось бы отдохнуть. Это вы, господин майор, на отдыхе, а мы – на службе…
– Понимаю, понимаю, ну что же, нет так нет. Как-нибудь в другой раз, – мотая своей цыганской головой, бормотал Шестаков.
Когда сыщики оказались в номере начальника сыскной, Фома Фомич предложил подытожить все полезное, что они смогли извлечь из поездки в Сорокопут.

Глава 37
Дальнейшие планы
– Итак, что мы имеем? – начальник сыскной дал Кочкину стул, а сам, сняв сюртук и башмаки, улегся поверх покрывала на кровать. – Первое, дочь Глафиры Прудниковой мертва. Второе, Глафира за полтора года до замужества… Кто этот человек, за которого она вышла замуж, мы до сих пор не знаем. Так вот, за полтора года до замужества она родила мальчика. Отец его неизвестен. Мальчик втайне был вывезен в деревню Шаповалово и там воспитывался у, предположительно, дальней родственницы Прудниковых. А мы с тобой, кстати, не догадались спросить у старосты, как звали эту старуху. Ну да ладно, – махнул рукой Фома Фомич. – По слухам, когда мальчику исполнилось не то четырнадцать, не то пятнадцать лет, он куда-то пропал. Более о нем никто ничего не знает. Зато на горизонте маячит якобы дочь Глафиры, но этого, если верить Щетинихе, не может быть, потому как девочка умерла.
– А может, повивальная бабка сказала неправду? – предположил Кочкин.
– Может, – кивнул фон Шпинне. – Только зачем? Я не вижу в этом смысла. Дочь Прудниковой умерла. Я склонен верить Щетинихе, потому что не вижу в этом деле ее интереса.
– А кто же тогда Канурова?
– Ну, то, что она дочь Глафиры, мы решили по косвенным признакам. О дочери Прудниковой нам впервые рассказала сама горничная. Канурова также похожа на женщину, которая ухаживала за могилой Глафиры здесь, в Сорокопуте. Также наши фантазии подстегнула надпись на могильных табличках и здесь, и в Татаяре. А вот сейчас выясняется, что она, Канурова, приезжала в деревню Шаповалово, в дом, где воспитывался сын Прудниковой. Зачем она туда приезжала, что там хотела отыскать, пока загадка. Все это, конечно же, странно и необычно, однако не доказывает, что горничная – дочь Глафиры. Тем более, повторюсь, нам известно, что девочка умерла. Что еще мы узнали? В беседе с майором Шестаковым всплыла для нас новая фамилия… – Фон Шпинне прищелкнул пальцами.
– Мастюгин, – подсказал Кочкин.
– Да, именно, поручик Мастюгин. Что нам известно о нем? Да, собственно, ничего, кроме того, что у Скворчанского было какое-то неприятие к нему на почве не то проигрыша в карты, не то по женской части. И еще, как показал майор Шестаков, он, будучи несколько лет назад в Татаяре, случайно столкнулся с Мастюгиным на вокзале. Шестаков уезжал, а поручик приезжал. И в беседе с майором он сказал, что приехал к Скворчанскому по поводу какого-то места, которое голова якобы ему обещал. Из чего я делаю предположение, что у Мастюгина наладились отношения с городским головой и что он, возможно, получил место. Это нам нужно будет проверить, возьми на заметку. Дальше. Мы знаем, что после того, как Скворчанский сбежал от Прудниковой, она вышла замуж за какого-то офицера из артиллерийского полка. И вот теперь угадай, о чем я думаю? – Начальник сыскной, перевалясь на левой бок, вопросительно посмотрел на Кочкина. Тот понимающе закивал и даже улыбнулся.
– Офицер, за которого Глафира вышла замуж после бегства Скворчанского, не кто иной, как поручик Мастюгин!
– Верно, я так думаю. Но это всего лишь предположение, однако оно такое привлекательное и соблазнительное, – фон Шпинне расплылся в улыбке, – что трудно устоять и тут же не поверить в это. Но мы будем крепкими, ничто не сможет сбить нас с толку. Это пока только предположение! Нам нужно узнать об этом Мастюгине поболее. Я не стал так уж наседать на майора, чтобы не насторожить его, поэтому придется еще раз побеседовать с ним, но уже в более располагающей обстановке. Да-да, – глядя на гримасу, которая исказила лицо Кочкина, сказал полковник, – в более располагающий обстановке. Возможно, придется пить, возможно, много пить, и возможно, даже наверняка, это будут крепкие спиртные напитки.
– Которые мне же и придется пить, – обреченно проговорил Меркурий.
– Почему? – Приподнялся на локтях фон Шпинне. – Не только тебе, а майор? Я думаю, это еще тот пивец. По крайней мере, вид у него человека загульного, который много пьет и мало пьянеет. Нам нужно будет сделать так, чтобы он опьянел, у него развязался язык, и он рассказал нам все, что знает, а может быть, и сверх того.
– А почему нам не поступить иначе…
– Просто пойти к майору и задать ему интересующие нас вопросы? – догадался Фома Фомич.
– Да! Почему нам не сделать именно так?
– Боюсь, что майор ничего не скажет. Вместо этого он предложит нам свои вопросы…
– Какие, например?
– Ну, хотя бы, зачем нам понадобилось это знать? Зачем стряпчим, пусть даже стряпчим по розыску, – фон Шпинне улыбнулся, – знать, как там все было в 1868 году. Думаю, это его насторожит. А если сообщить ему, кто мы есть на самом деле, он и вовсе не станет с нами говорить. Поэтому единственный способ что-то узнать у майора, это напиться с ним в стельку…
– Ну, раз другого выхода нет, что же, придется пить! – мрачно заключил Кочкин.
– А почему такое упадническое настроение? Нет, с таким настроем веселье начинать нельзя. Взбодрись! Майор – это что, в твоей жизни первый человек, которого ты будешь спаивать? Да у тебя за плечами их сотни, а ты прикидываешься девственником.
– Да не прикидываюсь я, просто у других нормальная служба, а у меня… – Меркурий махнул рукой.
– И у тебя нормальная служба. Ты сам ее для себя выбрал. Разве это был не ты, когда пришел ко мне, просил взять тебя в сыскную? Слезно просил…
– И ничего не слезно! – Кочкин сел к Фоме Фомичу боком и угрюмо уставился в стену.
– Чувствую, что тебе, Меркуша, отдохнуть надо. Вот найдем Скворчанского, и дам тебе отпуск. Поезжай куда-нибудь, развейся…
– Да вы уж который раз мне про отпуск говорите, а все не пускаете, все дела какие-то. В этот раз будет ровно то же, не видать мне отпуска!
– Ну,
