— Вот черт... — Тененти, как всегда, выразился лаконично. — Где ты это раскопал?
— Это опись ватиканских коллекций, составленная в тысяча восемьсот двадцать пятом году. Хранителю пришла в голову отличная идея — он собрал гравюры всех произведений, которые казались ему важными, наверняка для личных целей. Эта книжка уже много лет пылилась у меня в углу. А вчера, когда вы принесли мне картину, она показалась мне знакомой, вот я и посмотрел наудачу — и правильно сделал.
Если бы его лицо не так лоснилось от пота, я расцеловал бы его, чтобы выразить свою радость. Но ему пришлось довольствоваться менее показной формой выражения благодарности, а именно — широкой улыбкой и одобрительным покачиванием головой.
— Итак, эта картина принадлежала Ватикану. Но как же она попала к моей матери?
— Главная ценность этой картины, как я вам уже сказал, заключается не в ее художественных достоинствах или стоимости. Но есть нечто, придающее ей особую прелесть. Когда я понял, что она находилась в папской коллекции, я отправился в музейные архивы и провел кое-какие расследования. Оказалось, что эта картина нигде не числится — ни среди выставленных картин, ни среди хранящихся в запасниках, ни среди проданных. Учитывая, как тщательно администрация Святого Престола следит за тем, чтобы все было записано, это не может не вызвать удивления. Я пришел к выводу, что кто-то специально стремился уничтожить все доказательства существования этой картины. Но такое мог сделать только человек «изнутри». Ведь пришлось стереть файлы в компьютере и уничтожить все следы в записях.
— Как по-твоему, — вмешался Тененти, — зачем это сделали?
— А зачем столько трудов, если речь не идет о продаже? Конечно, не об официальной продаже. В таких делах все делается в строжайшем секрете. Покупатель может заподозрить, что ему продают краденую картину. Но он платит половину ее реальной стоимости и не задает никаких вопросов. И все получают выгоду.
Антиквар зажег сигарету и воспользовался в качестве пепельницы этрусским горшочком для румян. Последние сомнения относительно подлинности выставленных товаров исчезли.
Сознание того, что единственным произведением, не произведенным в прошлом году, была неоготическая желто-зеленая Мадонна, вселяло в меня глубокую радость.
— Но есть кое-что и поинтереснее, — продолжал антиквар. — Увидев это, я составил список работ такого типа, перечисленных в моем каталоге: неизвестные художники, полотна, пролежавшие в каком-нибудь углу сто или двести лет, наконец, картины, которые легко продать... Я нашел штук двадцать, и шесть из них разделили судьбу автопортрета Борджанни, то есть исчезли в неизвестном направлении.
— Так значит, это не отдельный случай, — заключил Тененти. — Для такого дела нужна хорошая организация. Надо вынести картину из музея, отнести к надежному реставратору и уничтожить следы в архиве.
— Самое сложное не это. Труднее всего найти клиентов. Коллекционер привыкнет к картине с записанной датой, если она ему нравится и досталась по сходной цене. Но если он не совсем идиот, он не станет рисковать еще раз и не возьмет другую такую же картину. Тот факт, что подобные операции проделывались неоднократно, означает наличие большого числа потенциальных покупателей. Я не должен объяснять вам, что в этом случае невозможно давать объявления в газетах...
Антиквар на мгновение умолк. Увидев, что ни один из нас не реагирует, он продолжил свои объяснения:
— Мелкий музейный служащий не мог бы проделать все это в одиночку. Мы имеем дело с хорошо выстроенной организацией, действовавшей в течение долгих месяцев, если не лет, и ни разу не попавшейся. Я не могу представить, чтобы хранитель ничего не заметил. Конечно, если только он намеренно не закрывал глаза.
— И вы думаете, что с помощью этой системы удалось хорошо нажиться? — спросил я.
Он поскреб свою лысину, потом раздавил окурок в этрусском горшочке.
— Ватиканские коллекции чрезвычайно богаты. Даже если они продали какую-то ничтожную часть картин из запасников, общая выручка должна исчисляться сотнями тысяч, если не миллионами евро. Со времен продажи папских индульгенций большего жульничества не было.
— И куда же шли деньги?
Антиквар воздел глаза к небу, словно желая сказать, что пути Господни неисповедимы, особенно когда речь идет о деньгах.
— А ты вспомни, что нам сказал Дориан, — вмешался Тененти. — В то время самое консервативное крыло Церкви опасалось усиления влияния марксизма в Европе. Они участвовали в разработке стратегии террора, оплачивая такую погань, как Дориан с его подручными. А для этого им были нужны деньги, очень много денег. Главное — чтобы никто не догадался об их происхождении. Для финансирования этой борьбы им уже не хватало фальшивых счетов, мелких растрат то там, то тут. И тогда они напрягли мозги и придумали вот такую торговлю предметами искусства. С того момента, как в игру вступил Лантана, отмывание пошло на ура. Да и кто поручится, что это не он придумал всю систему?
В этот момент я вдруг вспомнил, о чем несколько дней назад рассказывал мне отец.
— Подожди-ка, Серджо... Отец мне сказал, что Марио Монти работал в музейном архиве. Ты это помнишь?
Тененти кивнул:
— Он там работал несколько лет. И все время жаловался. Ему осточертело сидеть часами в закрытой комнате и перекладывать старые бумаги.
— Еще бы... Наверное, ему пришлось попотеть, уничтожая следы проданных тайком картин. Он был под колпаком у секретных служб. Они заставили его сотрудничать с заказчиками этой торговли. А моя мать ни о чем не догадывалась. Она наверняка попросила его что-то выяснить для нее на месте и ни на секунду не подозревала, что он способен ее предать.
— А зачем же в таком случае она встречалась с Лантаной?
— Может быть, она не понимала масштабов этой торговли. Она, скорее всего, решила, что речь идет о простой растрате, что какой-то хранитель или архивист придумал эту систему, чтобы подзаработать. И тут никак нельзя было обойтись без секретаря Администрации по делам наследия Святого Престола, то есть Лантаны. Именно он выдавал необходимые разрешения на проведение расследований на таком уровне. Наверное, она сказала ему, что знает о некоторых злоупотреблениях, совершаемых в музее, и пригрозила, что расскажет о них, если он не позволит ей продолжать расследование.
— Ты кое-чего не учитываешь, Алекс... Если Лантана находился на самом верху этой организации, а Монти — в самом низу, то ведь существовало и промежуточное звено. Монти отчитывался перед кем-то в самом музее. Он не обладал полномочиями на вынос картин из запасников. Он был простым исполнителем.
Антиквар нарушил молчание:
— В музее очень строгие правила. Запасники надежно заперты. Вынести картину и при этом остаться незамеченным невозможно, если только не подкупишь огромное количество охранников. Разрешение на вынос картины из запасников может дать только главный хранитель.
