Буду только облизывать.
Кажется, эта темная дрянь причмокнула. Гормери почувствовал, как вроде бы давно съеденный завтрак стремительно двинулся в обратном, противоестественном направлении. Он попытался представить тьму огромным псом. Или котом, чьи облизывания не были бы так отвратительны.
— А еще буду обнимать тебя. И целовать. И ласкать… Тебе понравится.
Вот это вряд ли! Но вслух расстраивать размечтавшийся мрак он не стал.
— Ты же хочешь, чтобы я покинул Уадж?
— Да. Теперь я могу к тебе приходить. В любом месте.
«Прекрасная новость!» — кисло подумал Гормери. И решил, что потом решит, как ему избавиться от преследования неизвестного темного сгустка. Вполне возможно, что он ударился головой и все это вообще ему привиделось. И все же он сказал твердо:
— А теперь отпусти нас, как мы договорились!
— Да, повелитель…
Дышать вдруг стало легко. Свежий воздух с силой ворвался в грудь, растянув ее до хруста ребер. А еще в глаза били густые желтые лучи солнца. Горячие и живые. Гормери распахнул веки лишь на мгновение, чтобы снова зажмуриться. Спиной он чувствовал шершавые камешки и иссохшую на много локтей вглубь землю. Землю дано ждущую разлива Реки. Он вздрогнул, открыл глаза и повертел головой.
Тамит лежала к нему спиной, на боку, согнувшись как спящий младенец. Он подполз к ней, с замирающим от страха сердцем и моля Атона, чтобы она дышала. Немного посидел рядом, переводя дух и боясь до нее дотронуться. Хрупкая фигурка, курчавые волосы, упавшие на лицо, тонкая лямка утром еще белого, а теперь перепачканного платья съехала, оголив острое плечико. Беззащитная и трогательная, еще совсем юная. Неужели он стал причиной того, что ее земная жизнь прервалась.
— Только не реви, — пробурчало из-под копны волос, — Терпеть не могу мужские слезы. Когда вы плачете, я не знаю, как себя вести.
Гормери счастливо рассмеялся. Она села, поправила платье и смешанные с песком, а оттого словно поседевшие волосы, потрясла головой, устроив вокруг себя настоящую песчаную бурю. На зубах у дознавателя тут же заскрипели песчинки.
— Эй! Аккуратнее, — он закашлялся.
А она, взглянув на него тут же озадаченно сдвинула брови:
— Знаешь, ты в подземелье больше не ходи.
— А что такого?
— Ну…
Она отвела глаза и вздрогнув, уставилась куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, Гормери тоже замер. В десяти шагах от них лежали еще люди. Раскиданные по высохшему полю как фишки для игры Сенет.
Сенет — популярная в Древнем Египте настольная игра.
Люди были двух цветов — белые, по одежде слуги, и чернокожие рабы. Все с жуткими ранами, словно их тела драл когтями большой хищник. Гормери насчитал десять человек.
— Без татуировок, — как будто даже удивляясь, пробормотала Тамит, переходя от одного неживого тела к другому.
— Это слуги вдовы Хорит.
— А сама она… — глаза девчонки округлились, — Думаешь, это все она⁈
— Есть такой вид помешательства, когда сердце погружается в потемки и человеком овладевают…
— Демоны!
Гормери перекосило на все лицо. Нет, он пытался найти другое объяснение. Без демонов. Без страшной мглы, окутавшей его, и нашептывающей на ухо странные слова.
— Демонов не существует, — он хлопнул в ладоши, ставя точку в бессмысленном споре, — Человек может убить другого человека без вмешательства потусторонних сил. На таких людей находит бешенство, превращая их в диких зверей. Редко, но бывает. Возможно, это какая-то болезнь, которую жрецы-врачеватели пока не изучили. Я видел таких больных, их держат в храмовых больницах, в специальных клетках. В прошлом году мы поймали такого бешенного в Ахетатоне. Он нападал на людей по ночам, раздирал их и съедал их сердца.
— Я и говорю, демон! — Тамит оказалась непреклонна, — Надо найти вдову и поместить ее в клетку. А то она полгорода пожрет. Знаешь какие эти твари ненасытные. Чем больше крови льется, тем больше им нужно.
— Надо вернуться город и прийти сюда с отрядом маджоев, — ему необходимо увести Тамит от развалин. Ведь он обещал, что уедет, что не будет преследовать то черное нечто. Иначе жизнь Тамит под угрозой. И пусть это всего лишь морок, сон или какая-то еще причуда сознания, но рисковать нельзя. Он дал обещание, значит должен его исполнить.
— Ты ненормальный⁈ — ожидаемо вскинулась девчонка, — Если мы оставим выход без охраны, кто помешает Хорит сбежать!
«В этом и смысл!» — усмехнулся про себя дознаватель. Потом кивнул на разбросанных по сухой земле людей:
— Нам нужно позаботиться об этих несчастных. Сохранить их тела — это все, что мы можем сделать. Поэтому ты немедленно отправишься на лодке за отцом, соберете людей и транспорт, а я останусь здесь.
— Нет!
— Это приказ, Тамит. Ты обещала меня слушаться! Ты же не забыла?
Она сдунула упрямую прядь, закрывшую левый глаз. Злилась!
А он упер руки в боки, выставил ногу вперед. Правую. Усмехнулся. Да, с ней нужен сильный характер. Иначе никак.
— Ты ведь задержишь ее, если она выйдет? — она уткнулась в него взглядом, и сдвинула брови к переносице. Он едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Забавная в своем стремлении задержать преступника.
— Я сделаю то, что посчитаю нужным. Из нас двоих я дознаватель храма. А теперь исполняй приказание своего начальника. Да поживей!
Она еще буравила его взглядом с минуту. И он уже готов был сорваться, подбежать к ней и придать ускорения хорошим пинком. Но за мгновение до того, как его сорвало с места, она фыркнула, топнула ногой точно молодая кобылка, развернулась и побежала к реке.
Когда она достигла берега и прыгнула вниз, Гормери повернулся к кустам, прикрывающим вход в развалины.
— Путь свободен, — крикнул он.
Спустя некоторое время из них выглянула испуганная физиономия. Дознаватель не знал этого парня, для слуги он был слишком хорошо одет. Наверное, один из последователей общества Луны. Поняв, что Гормери сказал правду, он вышел, держа на руках фигурку женщины в окровавленном платье.
— Что с ней? — Гоомери подошел к ним. Вдова Хорит, казалось, спала. Однако сон ее не был спокоен. Дышала она часто и хрипло. А грудь едва вздымалась.
— Испугалась, не иначе, — пожал плечами парень. Дознаватель успел заметить на его запястье татуировку знака Хонсу, поскольку его кожаный с золотыми вставками браслет слегка сдвинулся вверх.
— Чего бы ей пугаться? — возмутился столичный гость, — Самое страшное в городе это она сама.
— Так
