на этот раз никто не охранял, и не освещал. Они зажгли небольшую лампу из двух, которые захватили в лодке. Вторую оставили про запас. Мало ли сколько придется плутать в подземном храме.
— Но, с другой стороны, старых храмов с огромными подземельями в Уадже много, — Тамит с опаской покосилась в черную бездну, куда вели неровные ступени. Огонек в ее руке дрогнул, — Может они вовсе и не в этом скрываются.
— Да неужели ты все же немного испугалась! — Гормери не смог сдержать улыбку.
— Вот еще! — она вскинула подбородок и потопала вниз. Да так резво, что ему опять пришлось ускориться, чтобы не отстать.
— Эй! Ненормальная! Помедленнее.
— А ты кричи громче, чтобы те, кто еще не спрятался, поторопились! — донеслось снизу.
Она опередила его ступенек на пять и теперь он тонул во мраке, не видя ничего под ногами. Бледный желтый свет выхватывал очертания растрепавшегося хвоста на ее голове. Как будто за ней восходило солнце, дрожа лучами на кончиках ее волос. На мгновение время остановилось. Тишина окутала их плотным коконом, отгородив от всего мира, соединив в себе, сделав единым целым, единственно возможным одним существом, идущим навстречу истине. Один на один с мраком тайны.
А потом в их маленький мир ворвался хаос. Сначала сильный порыв ветра толкнул Гормери в спину, и чтобы не упасть на Тамит, он, растопырив руки уперся пальцами в стены прохода. Ее же фигурка с легким вскриком безвольно рухнула в темноту. Пламя, коротко вспыхнув, погасло. Брякнула о каменную ступеньку медная лампа. Где-то в недрах подземелья закричала женщина. Жуткий ее крик, в котором смешались ужас и отчаяние, замер на высокой ноте. И он сразу понял, что кричала вдова Хорит. Он узнал ее низкий красивый голос даже таким искаженным.
— Тамит! — он боялся произносить ее имя. Боялся, что она не ответит. И все же повторял и повторял, — Тамит! Тамит!
Сердце его сжималось от тишины.
— Ты мой! — зашипело ниоткуда и сразу со всех сторон, — Ты мой!
Он понял, что лежит на спине, потому что в шею и поясницу давят каменные ступени.
— Мой… Ты мой!
— Кто ты! Назови свое имя! — он дернулся, желая подняться, но невидимые руки прижали его к камню.
— Только если пообещаешь покинуть город.
— Покинуть?
— Да…
— Зачем мне такое обещать?
— Ради жизни!
— Хочешь убить меня? — в горле пекла пустыня. До боли хотелось пить. Но больше всего горло его сжимал страх за Тамит.
— Не тебя… — возле уха хрипло рассмеялись, — Какой толк убивать тебя. Я убью ее.
— Тамит! — он снова попытался встать, но бестолку.
— Хочешь, чтобы она выжила? Обещай, что уедешь на закате!
— Но я не… — он хотел было признаться, что у него свидание, и вообще, он остался в Уадже вовсе не затем, чтобы кого-то преследовать, он тут по личному интересу, но вовремя прикусил язык. Это существо, кем бы оно ни было, опасно. Не стоит рассказывать ему про Неферет. А то он и ее жизнью начнет шантажировать.
— Убирайся из моего города! — лицо обдало жаром. На него дохнула тьма Дуата.
— Твоего⁈
— А ты не сдаешься, писец циновки, да? — кажется мгла слегка развеселилась. Даже хрипло хихикнула, — Все еще считаешь, что Уадж принадлежит вашему глупому царю? Древняя обитель богов не подвластна человеку.
— Сыну божьему! — выпалил Гормери, — И отец его великий бог Атон!
Тьма надолго замолчала, словно обдумывая услышанное. Горло сдавили невидимые пальцы с такой силой, что глаза дознавателя наполнились горячими слезами.
— Если он не выдумка, да? — наконец прошелестело у него над ухом, — Что, если Атон — всего лишь сказка самоуверенного человечка, возомнившего себя выше богов и предков.
— За такие речи тебя призовут к ответу! — прохрипел он из последних сил.
Воздуха не хватало, он стремительно проваливался в темноту. В ту страшную, чужую, которая за горизонтом мира людей.
— Ну вот я. Призови меня к ответу, если сможешь, писец Гормери! — неслось ему вслед.
Его мучитель смеялся. Хрипло и отрывисто.
— Ты же не хотел меня убивать, — подумал он.
Сил на слова не осталось. Горло разрывалось от боли.
— То, что чувствуешь сейчас ты, твоя девчонка получает втройне. Она крепкая, но и ее силам есть предел!
Сквозь тело от макушки до пяток пронеся поток жгучей боли. Как будто изнутри его полоснул когтем огромный хищник. Гормери застонал против воли. Как сейчас приходится Тамит он даже думать боялся.
— Отпусти ее! Я обещаю! Я уеду!
— Не надейся меня обмануть! Я убью девчонку, если ты останешься в моем городе!
Горло слегка отпустило, и Гормери осторожно втянул в грудь теплый воздух.
— Освободи вдову Хорит. Ведь ты держишь ее в плену вместе со слугами.
— Что тебе эта дура? Она сама виновата. Ей не нужна свобода!
— Чего же ей нужно? Счастливые люди так не кричат.
— Власть… как и всем вам. Люди всегда желают одного и того же — власти богов.
Щеки его коснулось мягкое тепло. А голос прошептал почти нежно, если бы не скрежетал словно песок, трущий мрамор:
— Какой ты странный. Сам одной ногой в Дуате, а думаешь о других. О женщинах… Мне плохо, когда ты думаешь о них. Перестань!
— Если освободишь их, я не буду о них думать. Я думаю о них, когда они страдают.
Ему показалось, что тьма вдруг оставила его. Стало пусто, горло отпустило. Он закрыл глаза, наслаждаясь вдохом.
— Ты думаешь о тех, кто страдает… — в голосе, прошелестевшим рядом слышалось недоумение, — Мы ближе, чем можно представить… Ты и я…
Гормери сглотнул и задал давно назревший вопрос:
— Чего ты хочешь от меня?
Воздух вокруг него загустел, набух, стал ощутимым, будто живым. Он чувствовал кожей, как ритмично бьется в этом нечто чужая жизнь. Тук-тук-тук. Его собственное сердце замерло на мгновение, ужас сковал мышцы.
— Ты вкусный… очень, — прошелестело у уха.
— И что? Сожрешь меня? — он инстинктивно дернул головой в сторону.
Жаркая, густая, пульсирующая тьма прижала его затылок к каменной ступеньке.
— Хочу! Очень! — полыхнуло жаром в его приоткрытый рот. Он зажмурился, хотя вокруг и так было темно. Просто из страха разглядеть хоть что-то, — Но не могу.
