— Алекс, я тебе говорила, что ты придурок? Маша, быстро на кресло. Похоже, что он решил прокоптить тебя, — лицо Стаси было серьёзным. Настолько серьёзным, что Алекс, который собирался ей выдать за «придурка», решил промолчать.
Маша не спорила. Ей становилось всё хуже, а слова долетали словно сквозь пелену.
— Алекс, почему ты не запечатал её? Она же сгореть могла, — Стася возилась между ног девушки.
Маша почувствовала холодное прикосновение металла к промежности. Потом что-то в неё ввели. Боль постепенно стала уходить из низа живота, но всё ещё циркулировала по венам. Но вот установили капельницу. Глаза девушки стали закрываться. Румянец медленно сходил со щёк. Вскоре послышалось мерное дыхание. Губы постепенно стали расползаться в улыбке. Девушка спала. Спала в такой нелепой позе: в раскорячку в гинекологическом кресле с капельницей в руке.
— Пойдём, у нас есть полчаса, — и Стася взяла руку Алекса, положила её себе на пышную грудь. Второй рукой она стала поглаживать его ширинку.
— Стася, я только что лишил девственности одну. Её смазка ещё не впиталась до конца в мой конец, а ты хочешь, чтобы я уже его толкал в другую женщину. Это, по крайней мере, непорядочно по отношению к ней, и некрасиво по отношению к тебе. — И он властным движением убрал руки девушки от своего тела. — Расскажи мне, что с ней? Что опять не так я сделал? И ритуал провёл до конца, так что она не только не заметила, но ещё и сама мне помогла её порвать. И утро она досыпала спокойно.
— Ты её не запечатал. Только и всего. — Стася недовольно хмыкнула. — Давно у нас драконы стали такими щепетильными? Что-то раньше ты не стеснялся в меня пихать конец, перетоптав полдискотеки. Надеюсь, ты не собираешься из меня делать монашенку?
— Стася, я же давно тебя освободил от зависимости от себя. Не строй из себя обиженную. Сколько у тебя любовников? Ладно, расскажи мне, что не так.
— Я же сказала, ты её не запечатал.
— Если я её запечатаю, то нельзя будет делать кесарево, и она умрёт при родах. Я не хочу, чтобы она умирала. Мой дракон не желает её смерти. — Алекс прошёл к окну. Оперся ягодицами на подоконник. — И потом, другие же не запечатывают.
— Другие затычки сразу используют или утром сдают в инкубатор, и там им их ставят. Ты в школе хорошо учился? Ваше семя — это всё равно, что искры потухшего огня. Не горит, но жжёт. Представляешь, каково девушке, когда у неё внутри всё горит. Поэтому и запечатывают, чтобы перекрыть доступ кислорода огню. И вторая причина для запечатывания: тогда беременность не прерывается ни при каких обстоятельствах. Исключается риск выкидыша.
— Но тогда она бы не смогла уснуть, если бы мой огонь жёг её.
— Если она спала на тебе, то ты своей магией не давал огню разгореться. Полежал бы рядом ещё с полдня и даже не узнал бы о том, что могло такое случиться.
За ширмой послышался смех. Алекс и Стася заглянули. Это во сне счастливо смеялась Маша. Гормон радости вытеснил воспоминания о боли. Так всегда бывает, когда происходит желанное событие. Остаётся счастье, а боль уходит навсегда.
Дни шли за днями. Алекс баловал Машу. Каждую свободную минуту он проводил с ней. Они дурачились как дети, играли в догонялки, летали на вертолёте, бродили по горам. Иногда к ним присоединялись друзья. Макс превращался в большую кошку и катал Машу на спине. Она хохотала как ребёнок, вцепившись обеими руками в его шерсть. Эд не рисковал устраивать развлекательные прогулки по морю на своей спине, поэтому он выводил яхту.
Над ними кружились чайки и альбатросы, под кормой плескалась года, и разноцветные рыбы создавали пёстрый ковёр.
Но Алекс, следуя указаниям врача, не трогал её. Он обнимал, целовал, ласкал, обучал всем премудростям любви, но не трогал. Маша оказалась способной ученицей. Та волшебная ночь, когда она тонула в голубом мареве, настолько врезалась в её память, что она сама умоляла Алекса взять её. А он продолжал ласкать, раздражая рецепторы, помогая себе руками и языком дарить счастье любимой.
Маша со смехом вспомнила тот миг, когда увидела впервые Алекса обнажённым. Сейчас она не отказывала себе в удовольствии не только на него смотреть, но и трогать его, пробовать на язык, кусать, царапать, гладить и помогать, как он помогал ей, получить наивысшее удовольствие.
Его внутренний иногда бурчал, что ему тоже хочется. Но Алекс затыкал его, напоминая, что его размеры в разы превосходят человеческие, и чтобы он довольствовался тем, что получает человек. Сам же Алекс мечтал снова о том дне, когда будет позволено хотя бы как человек соединиться с любимой.
Для него было странно и то, что его не интересовали другие девушки и женщины. А от силиконовых губ его чуть ли не тошнило. Как он мог им доверить то, что доверил Маше? Он растворялся в этой любви. Он питался этой любовью.
Когда Алекс должен был уезжать по делам, Маша могла учиться. Ей было сделано прямое подключение к её группе. Она виртуально присутствовала на всех лекциях, слушала преподавателя. Лабораторные работы она делала в специальной комнате, которую ей оборудовали. Но девушке не хватало общества. Общества подруг.
И даже тот единственный раб, которого выкупил Алекс у Касыма, которого когда-то пожалела Маша, не мог ей их заменить. Этот раб был подарен Маше на следующий день после того, как она стала женщиной Алекса.
Однажды дверь отворилась, и в комнате оказалась Леся. Девушка зашла, опустила голову:
— Господин, я прибыла по вашему приказанию.
Маша недоумённо посмотрела на Алекса.
— Что всё это значит? Леся, я рада тебя видеть! — и она бросилась на шею подруги. Но та, встав на одно колено, взяла руку Маши и поднесла к губам для поцелуя. — Госпожа.
— Леся, встань немедленно! Алекс, ты мне объяснишь? — Маша была прекрасна в своём гневе. Настолько прекрасна, что Алекс не выдержал, улыбнулся, подошёл к ней, запустил руку в волосы, сжав их на затылке в кулак, накрыл своими губами её губы.
— Это твоя подружка. Я тебе её дарю, моя дорогая, — сказал он, увернувшись от её замахнувшийся руки. — Имей в виду, на
