Книга Демоны, одетые в людей - Дарья Мышкина

— Твой настрой доставляет мне удовольствие, — демон взял меня за руку.

Не знаю, зачем я это сказала, но я совершенно не против и отказываться от слов не собираюсь. Живопись — это искусство, которому можно отдаться даже обнаженной.

Глава 27. Я влюблена

Просидев за кружкой чая, что здорово восстановил силы, мы разговорились и прошли в мастерскую. Она была холодна и одинока, а глазеющие исподлобья картины самую малость напрягали. Мрачные оттенки и до невозможности живые очи, писанные умелой рукой творца, заставляли поверить в реалистичность натуры. Пылящиеся гипсовые головы, восседающие под потолком, добавляли мастерской щепотку античного волшебства.

— Днем тут было уютней… — оглядывалась я.

— Ты права, работать в такой обстановке негоже, — согласился демон, вынимая спичечный коробок.

Пройдя по мастерской, Гронский зажег множество свечей, которыми она была усыпана сполна. Работы от этого позитивнее не стали, но атмосфера знатно потеплела, демонстрируя уют. Постелив на диванчик атласную драпировку, демон приступил к раскладке художественного инвентаря. Поставив деревянный мольберт в двух метрах от дивана, он раскинул кисти на подставке и налил в стакан воды. Краски грязных акварельных футлярчиков оказались на вымазанной палитре и Гронский вопросительно глянул на меня.

— Стесняешься.

— Нет! — уверенно ответила я. — Помоги расстегнуть платье!

Встав с табуретки, он моментально оказался за спиной. Я напряглась и смирно встала, слушая потрескивание расстегивающейся молнии. Съежившись от морозного дыхания на шее, я медленно стянула платье, обнажаясь перед ним.

Гронский вернулся на свое место и закурил, с интересом разглядывая обнаженную перед ним натуру. Я убрала с тела остатки ткани и легла на диван, с осторожностью вытягивая ноги. Драпировка оказалась ледяной, и я немного приподнялась, чтобы не касаться ее боком.

Витая в творческих размышлениях, он изучал меня взором заинтересованного мастера и лишь изредка качал головой, отгоняя ненужные идеи. Потушив сигарету, он подошел ко мне. Я взглянула на него снизу вверх и робко улыбнулась, скрывая приступ голимого стеснения. Гронский присел на корточки и прикоснулся к моей коже, нежно поправляя позу.

— Позволь, я перемещу ее сюда… — он сдвинул вбок мою ступню.

Прикрыв тканью одну из грудей, Гронский одобрительно кивнул и проследовал к мольберту.

— Сколько мне нужно находиться в этой позе? — я старалась не шевелиться.

— Несколько часов, я работаю быстро, — отвечал он, хлестко водя карандашом по холсту. — Напишу постановку акварелью, тебе подходит этот материал. Легкий на вид и непредсказуемый в исполнении, genau wie du…

— Приму за комплимент, — хитро ответила я, наблюдая за его действиями.

Откинувшись назад, Гронский профессионально двигал рукой в разные стороны, вырисовывая мои очертания. В воздухе повисло молчание, которое разрушал лишь грифель, скользящий по льняному волокну. Его глаза быстро перемещались по телу, копируя изображение на холст. Я видела то, насколько он был увлечен. Глаза демона ощутимо разгорелись любимым делом, от которого ему, конечно же, не хотелось отрываться.

Я была полностью открыта перед ним, как книга перед читателем. Мысль о том, что я стану частью его искусства приводила меня в восторг. Мне нравилось, что Гронский смотрит на меня именно так и никак иначе. С интересом, долей восхищения и увлеченности.

— Не устала? — поинтересовался демон, нанося мазки.

— Ничуть, — соврала я, — все замечательно.

Конечности начинали потихоньку затекать, а желание сдвинуться с места возрастало все сильнее и сильнее. Он понимал это, но промолчал, а я была готова потерпеть.

Стук кистей, стучащих о стеклянный стакан, еле слышимый запах медовой акварели и немое понимание расслабили меня. Перетерпев физические и моральные трудности данной работы, я начала получать удовольствие от этого действа, все больше раскрепощаясь перед живописцем. В какой-то момент, я даже ощутила тепло, исходящее из собственного энергетического поля. Он разжег во мне силовой огонек, что грел тело внутри и снаружи, знатно облегчая состояние.

— Картина сможет оставаться живой только в том случае, если на ней увековечиться частичка натурщика, — подал голос Гронский.

— Ты о чем? — спросила я, разминая затекшую руку.

Демон поднялся с табуретки и направился ко мне, доставая из кармана тот самый ножик, который я приметила еще зимой.

— Позволь мне взять немного крови, — попросил Гронский, беря меня за запястье, — она отлично раскрывается, дополняя жженую акварельную умбру.

— Конечно, как тебе угодно… — согласилась я.

Достав из нагрудного кармана маленькую склянку, Гронский сделал длинный порез, идущий от локтевого сгиба до самого запястья. Я сморщила лицо и ойкнула, глядя на бегущие ручейки крови.

— Тш-ш-ш.. — прошипел демон, собирая кровь.

— Больно! — возразила я, сжимая кулак.

Гронский прикоснулся губами к моей коже и прикрыл глаза. Я ощутила, как вены раздувались, вызывая сильное кровотечение. Голова закружилась, и я откинулась на спинку дивана, понимая, что он постепенно насыщается кровью, данной моим молодым организмом.

— Александра говорила, что тебе не освоить регенерацию, — молвил демон, сжимая запястье.

Поняв, что от меня требуется, я пробудила силы, вновь стараясь притянуть их травмированному очагу.

— Прочувствуй каждую клеточку кожи, направь спасительные тромбоциты, сконцентрируй силу в боли! — советовал Гронский, пристально глядя на меня. — Чувствуй ее, meine kleine Puppe! Подчини ее себе!

Я закрыла глаза и с удивительной четкостью узрела себя изнутри. Темные проходы, вязкие жидкости и удивительные клетки, плавно расхаживающие по мягким каналам. Сконцентрировав внимание, я направила силу в свежую рану, не обращая внимания на сторонние источники, что каждый раз уводили энергию по телу. Боль утихла, и я удивленно открыла глаза, косясь на ранее травмированную руку. Она была чиста, без намека на какую-либо царапину. Рот расплылся в счастливой улыбке, и я посмотрела на довольного Гронского.

— Я смогла! — возрадовалась я. — У меня получилось, Ян!

— Умница, принцесса, — хвалил Гронский, поднимаясь с корточек, — ты обуздала свою силу. Как видишь, все не так затруднительно, как ты думала.

Я с восхищением осматривала руку. Еще одна победа, которую я смогла заполучить. На удивление, я не чувствовала себя опустошенной. Этот выигрыш дался мне легко, как два пальца об асфальт.

— Я счастлива! — я возвратилась в прежнюю позу. — Нужно будет рассказать ведьмам, они должны за меня порадоваться!

— Всему свое время, — ответил он, присаживаясь за мольберт.

— Конечно-конечно! — светилась я. — Кстати, как там работа? Уже готова?

— Да, осталось несколько штрихов, — ответил Гронский, окуная кисточку в кровь.

Давно я не была так сильно за себя горда. Меня обуревала эйфория, на которую, как мне показалось, повлияла не только я. Гронский явно помог мне, зная, что меня тревожит этот магический момент. Я была благодарна ему за те эмоции, что сейчас испытывала. Мне хотелось обнять его, расцеловать, отблагодарить за это чудо. Я желала