время восстановления таким образом, что не коррелировали с экономическим давлением. Государства, столкнувшиеся с похожими экономическими спадами, такие как Казахстан и Беларусь, двигались в совершенно разных направлениях с точки зрения изменения государства всеобщего благосостояния. Политический тупик в отношениях между либеральной исполнительной властью и крайне левым парламентским большинством привел к тому, что процесс реструктуризации в России в период экономического спада и фискального кризиса был заблокирован, тогда как изменения в политических коалициях позволили провести либерализацию по мере восстановления экономики и ослабления фискального давления. Несмотря на восстановление экономики и устойчивый рост, Россия и Казахстан сохранили значительно более низкий уровень государственного финансирования благосостояния и государственного обеспечения, чем другие страны.
В то же время интенсивность экономического и фискального давления имеет значение при проведении сравнительного анализа. В странах Восточной Европы рецессия была гораздо более короткой и менее глубокой, чем в государствах бывшего Советского Союза (см. рисунок 1.1). И хотя даже во время экономического спада они тратили значительные средства на социальные трансферты, их более быстрое экономическое восстановление способствовало поддержанию более высоких темпов роста благосостояния. Более глубокие и продолжительные рецессии в странах бывшего Советского Союза, а также более позднее восстановление экономики привели к тому, что понижательное экономическое давление на благосостояние поддерживалось дольше, и это помогают объяснить более масштабные сокращения и либерализацию в России и Казахстане. В целом экономический спад усилил давление, направленное на сокращение и/или проведение реформ в направлениях, отвечающих требованиям рынка, в то время как влияние политики зависело от соотношения сил между победителями и проигравшими.
Во всех рассматриваемых странах прослеживается также критический интерактивный эффект между экономикой и политикой. Более короткие и мягкие рецессии в Польше и Венгрии способствовали сохранению, а в некоторых случаях и расширению круга общественных конституентов государства всеобщего благосостояния, таких как пенсионеры и получатели пособий. Эти группы продолжили существование после экономического подъема, оставаясь источником давления, направленным на сохранение программ всеобщего благосостояния и государственного обеспечения в целом, и помогая влиять на поддержание благосостояния. В России и Казахстане, напротив, более глубокие и продолжительные экономические рецессии истощили конституентов государства всеобщего благосостояния. Многие льготы и пособия были размыты из-за инфляции и экономического спада. В России, в частности, значительная часть работников социальной сферы практически перешла в сектор неформальной экономики, ослабив потенциальные коалиции, которые могли бы добиваться формального обеспечения благосостояния за государственный счет, и облегчив государству приватизацию или отказ от расходов на общественные нужды. В то время как политические институты облегчали или ограничивали влияние общественных конституентов государства всеобщего благосостояния, экономика помогала формировать конституентов, которым после экономического подъема предстояло вести политические переговоры о системе всеобщего благосостояния.
Сравнительные аспекты
Своей книгой я вношу вклад в новую развивающуюся литературу, в которой основное внимание уделяется отношениям между политикой, благосостоянием и связанным с глобализацией экономическим давлением в регионах за пределами устоявшихся систем всеобщего благосостояния стран – членов ОЭСР. Я опираюсь в ней на результаты новаторского исследования под редакцией Глатцера и Рюш-Мейера о глобализации и будущем государства всеобщего благосостояния, в котором концепция «политика имеет значение» применяется в межрегиональном анализе стран со средним уровнем дохода в Латинской Америке, Восточной Европе и Азии. Результаты моего исследования в целом совпадают с их выводом о том, что баланс политической власти внутри национальных политий предопределяет результаты развития сферы всеобщего благосостояния, что «политика приводит к ключевым различиям между последствиями экономической глобализации для сферы всеобщего благосостояния в отдельно взятой стране» [Glatzer, Rueschemeyer 2005b: 207]. Авторы указанного тома приходят к выводу, что в тех случаях, когда баланс внутренней политической власти благоприятствовал конституентам системы всеобщего благосостояния, они могли лучше защищать свои требования или договариваться о компенсации.
В других недавних работах анализ всеобщего благосостояния также распространяется на малоизученные демократизирующиеся и авторитарные государства, при этом в них рассматривается влияние типа режима на политику государства всеобщего благосостояния. Большинство согласно с тем, что демократизация может способствовать поддержанию и/или расширению обязательств по обеспечению благосостояния даже в условиях экономического давления, связанного с глобализацией. Например, в исследовании Джозефа Вонга, посвященном политике в области здравоохранения в 1980-х и 1990-х годах в Южной Корее и на Тайване, делается вывод, что введение политической конкуренции создало для правительств реальный стимул для расширения охвата медицинским страхованием. Начав с очень ограниченных программ медицинского страхования, характерных для их авторитарных периодов, оба государства расширили охват по мере демократизации и, по крайней мере частично, сохраняли расширенные обязательства даже тогда, когда испытывали экономические потрясения [Wong 2004]. Рудра и Хаггард считают, что демократические режимы в большей мере, чем другие, склонны поддерживать расходы и социальные обязательства в условиях глобально усиливающегося давления даже в институционально слабых демократиях развивающихся стран [Rudra, Haggard 2005][279]. Исследование Клауса Оффе по Восточной Европе приводит к выводам, похожим на мои: «При демократическом капитализме в Восточной Европе оценка доступности и осуществимости реформы всегда будет опосредована демократическим участием» [Offe 1993: 657].
Хаггард и Кауфман в своем недавнем крупном исследовании, где сравнивается развитие государства всеобщего благосостояния в целом ряде стран со средним уровнем дохода – в Латинской Америке, Восточной Азии и Восточной Европе, – пришли к выводу, что во всех трех регионах «демократия создала новые важные возможности для оспаривания политики всеобщего благосостояния, <…> новую политику реформирования всеобщего благосостояния» [Haggard, Kaufman 2006: 20]. Они утверждают, что влияние демократии, однако, было систематически обусловлено экономическими факторами и наследием всеобщего благосостояния. Там, где экономика растет, как в Восточной Азии, демократия ассоциируется с расширением обязательств по обеспечению благосостояния. Там, где существуют жесткие экономические ограничения, как в Восточной Европе, демократия ограничивает сокращение и либерализацию. Авторы утверждают, что, несмотря на экономическое и фискальное давление в обоих регионах, политическое давление, направленное на сохранение государства всеобщего благосостояния, в Восточной Европе гораздо сильнее, чем в Латинской Америке, поскольку всеобъемлющие коммунистические государства всеобщего благосостояния породили гораздо более крупных и сильных конституентов, а также наследие всеобщего благосостояния, чем более ограниченные и фрагментированные структуры всеобщего благосостояния в Латинской Америке. Хотя в исследовании Хаггарда и Кауфмана при объяснении результатов трансформации структур всеобщего благосостояния делается меньший упор на политику, чем мной в данной книге, они отводят демократической политике значительную роль в ограничении изменений государства всеобщего благосостояния в Восточной Европе.
В отдельном исследовании Рудра и Хаггард рассматривают взаимосвязи между благосостоянием и как авторитарными, так и полуавторитарными режимами. Они считают, что «мягкие» авторитарные режимы, подверженные некоторому давлению со стороны избирателей и общества, с большей вероятностью будут поддерживать расходы на обеспечение всеобщего благосостояния и обязательства в условиях глобализации, чем
