пока…
33
Чересчур много всего.
Я отчаянно продираюсь сквозь спутанные мысли. Что произошло? Где я?
Навести бы в них порядок, вот только… Боль. Она дает знать о себе везде — в черепной коробке, глазах, плечах, груди, и в запястьях. И еще холодно… Просто охренеть как холодно.
Во рту пересохло, но ощущается привкус крови. И вроде еще чего-то. Или это не привкус, а запах? Я принюхиваюсь: древесина. Отсыревшая древесина и душок плесени, как от старой мешковины.
Я отваживаюсь открыть глаза.
Под веками у меня еще суше, чем во рту. Несколько раз моргаю.
Оказывается, я сижу на полу. И теперь мне видно, что ноги у меня вытянуты вперед, хотя я этого даже не чувствовала. Поворачиваю голову и немедленно расплачиваюсь за опрометчивость вспышкой боли. Движение глаз в словно набитых песком глазницах, по крайней мере, не вызывает тошноты, и вверху я различаю одинокое окошко, сплошь покрытое пылью и паутинами. За ним ничего не разобрать, лишь пятна различных оттенков серого.
Кошусь влево. Обитые деревянными планками стены и дверь с ржавой металлической ручкой. Сводя воедино то немногое, что мне открылось, я прихожу к выводу, что нахожусь в каком-то запущенном деревянном строении. Возможно, в сарае.
Теперь смотрю вправо. При виде торчащих из расклешенных джинсов пары потертых ботинок «челси» меня охватывает неимоверное облегчение.
— Клемент! — хрипло выдавливаю я. — Ты меня слышишь?
Ответа нет. Двигаю головой и опять кривлюсь от боли. Закрываю глаза и жду, пока она не утихнет. Через какое-то время отваживаюсь поднять веки и тогда вижу, что Клемент сидит привалившись к планчатой стенке, явственно в отключке.
Мне во что бы то ни стало необходимо привести его в сознание, однако для этого придется встать и пройти разделяющие нас пару метров.
Каждая клеточка моего тела отдается болью, и, если я пошевелюсь, станет гораздо хуже. Вот только выбора у меня нет. Невзирая на ужасные мучения, придется вставать.
Мозг посылает руке сигнал сместиться и оттолкнуться от пола. Команда получена, однако результатом всех моих усилий является лишь жгучая боль в запястье. Пробую другой рукой — еще больнее. По какой-то причине мне не пошевелить руками, однако это никак не может быть следствием удара тазером. С моих губ уже готово сорваться чудовищное ругательство, но тут от внезапного осознания так и перехватывает дыхание: да у меня же связаны запястья!
Одна за другой на меня обрушиваются волны страха, боли и беспомощности. Под их безжалостными ударами разум цепенеет. Как бы отчаянно я ни сопротивлялась, из глаз брызжут слезы, и вот я уже рыдаю — щеки трясутся, губы дрожат.
Я зажмуриваюсь и медленно опускаю голову на содрогающуюся грудь.
— Не… смей…
Не задумываясь о последствиях, открываю глаза и резко поворачиваю голову вправо. Меня едва ли не выворачивает наизнанку, но я даже не обращаю внимания.
— Слава богу, — всхлипываю я.
— Можешь не стараться, — хрипит Клемент. — Он все равно не слушает.
— Ты в порядке?
Он крутит головой по сторонам и морщится.
— Ага, в полнейшем.
Никогда еще его сарказм не звучал такой музыкой для моих ушей.
— Что произошло, черт возьми? — спрашивает он.
— Алекс вырубил нас тазером.
— Чем вырубил?
— Тазером — это такой электрошокер, вызывает временный паралич.
— И насколько временный? Я как будто несколько часов пролежал в отключке.
— Он что-то вколол тебе. То есть нам. Наверное, какое-то успокаивающее.
— Что-то не чувствую я себя успокоенным, пупсик. Да меня как будто катком переехало!
— У меня такое же ощущение.
— И ты не знаешь, где мы?
— Не знаю, и как сюда попали — тоже.
— Ну, тебя-то наверняка просто через плечо перекинул, но вот как меня перетащил, хрен его знает. Ни за что не поверю, что этот рыхлый дрочила меня донес.
— По правде говоря, Клемент, в данный момент переживать стоит из-за вещей посерьезнее. Что бы там Алекс ни задумывал насчет нас, я предпочла бы оказаться подальше отсюда, когда он определится.
— Что-то не догоняю.
Он пытается переместиться и сталкивается с той же удручающей проблемой, что ранее и я.
— У меня связаны руки.
Я слышала это выражение сотню раз — обычно от какого-нибудь крючкотвора в местном совете, когда осмеливалась подать жалобу. На этот раз смысл у фразы, увы, буквальный.
— Такая же история.
— Ну совсем охренительно!
Клемент приваливается к деревянной стенке. Не будь у него связаны руки, готова поспорить, одна бы из них сейчас потянулась к усам. Поскольку у меня самой по части идей туго, я предоставляю ему время поразмыслить.
Он снова подается вперед.
— Мне нужно, чтобы ты залезла ко мне в ботинок.
— Боже, только не говори, что у тебя фетиш ног! Сейчас не время и уж точно не место!
— Не, только фетиш ножей.
— Что-что?
— Да ножик того ушлепка. Я его в ботинок спрятал.
— Правда? Зачем?
— Потому что я предупреждал тебя, что мне не нравится эта затея. Насчет Алекса, может, ты и оказалась права, зато я не ошибся, что здесь что-то не так.
— Клемент, так и расцеловала бы тебя, если бы могла!
— Ну так давай выбираться отсюда, и тогда целуй как хочешь.
— Договорились! Так что мне делать?
— Поерзай на заднице, чтобы развернуться руками ко мне. Я подвинусь и подниму ногу, чтоб тебе достать до ботинка.
— И что потом?
— Достань нож, выкинь лезвие и просто крепко держи. А я развернусь и повожу этими ублюдскими путами на руках по лезвию. Думаю, хватит пару раз надрезать, и тогда смогу их порвать.
У меня даже появляется некоторое подобие улыбки, и я принимаюсь за исполнение задуманного. Увы, стоит мне лишь оторвать от пола левую ягодицу, как деревянную дверь сотрясает глухой удар. Судя по всему, снаружи отпирают замок.
— Назад! — шипит Клемент. — К нам гости.
Я прислоняюсь к стене и пытаюсь хоть сколько-то взять себя в руки.
Дверь со скрипом распахивается, и в тусклом свете возникает пухлый силуэт Алекса Палмера. Он останавливается на пороге, давая привыкнуть глазам к сумраку нашей временной тюрьмы.
Мне хочется выложить ему тонну всего — и ни грамма приятного, — и в итоге я не сдерживаюсь:
— Что, на хрен, за игрушки такие, Алекс?
Мой бывший коллега, теперь облаченный в темно-зеленую непромокаемую куртку и резиновые сапоги, угрюмо смотрит на меня. И вполне разумно предпочитает держаться подальше.
— Никаких игрушек. Все предельно серьезно.
— У тебя ровно десять секунд, чтобы развязать нас, а не то…
— А не то что? — перебивает Алекс. — Не в твоем положении диктовать условия.
С горечью вынуждена признать его правоту.
— Чего ты
