той, кто лечил его. Джон… Король Эдвард очень спешил попасть на турнир, и боялся, что если прижечь рану, боль помешает ему сражаться в полную силу.
— Девчонка? — от взгляда королевы-матери стало не по себе. — Хм.
Пока королева-мать вела мой допрос, шаманка и ректор уже влили в Джона приготовленные магистром Гийомом настойки. Я про смеси аспидника и мудреца только читала. В деревне у нас никто никого ядом не травил — это все больше знати забавы. В деревне всем и топора да глубокого колодца хватало. А настоями этими отравить можно было сильнее, чем самими ядами, если в пропорциях что перепутать. Я бы с удовольствием все ближе рассмотрела — и какие точные у магистра движения, ровно три ложки высыпал крошенного аспидника, и даже руки не дрожали, и как ректор даже и не думал проверять за магистром проделанное — сразу видно, давно люди друг с другом работают, доверяют. Да и шаманка, пока настои готовились, травы подожгла да ими давай нечистых духов, слабость плоти почувствовавших и к Джону слетевшихся, разгонять.
— Джон? Впрочем, не важно. Как же король, столько поставивший на этот турнир, оказался перед ним ранен? Если бы это был кто-то из слуг Георга, то Эдвард до турнира бы не дожил. Так что же? Предатели среди его последователей? Или среди его слуг?
Рыцарь с мечом переступил с ноги на ногу, и лезвие чуть задело мое плечо, напоминая, чем грозит неверный ответ. Или любой ответ, что не понравится королеве-матери. Удастся ли мне пережить этот день?
— Ну, первую помощь принцу, или королю? Я всю путаюсь, как к мальчишке обращаться, можно и получше было оказать, — вставила шаманка, прерывая свой мягкий речитатив. Может, ей очень хотелось посмотреть, как одну отдельно взятую крестьянку убьют на ее глазах за причинения вреда здоровью Его Высочеству?
— Но времени не было, и девочка ошибок не сделала, — вставил ректор. Шаманка кивнула, подтверждая его слова.
— Дурно оказанная помощь от неоказанной вовсе не слишком-то отличается. Отвечай.
Королева-мать не кричала, но ужас внушала сильнее, чем барон де Плюсси. Может, это замок на людей так влиял? И Этьен тут в страшного человека превратился, и даже почтенная старушка внушает священный ужас.
— Была дуэль. С бароном де Плюсси. Он ранил Джона.
— Ах. Барон де Плюсси, — совершенно ровным тоном произнесла королева-мать, и сразу стало понятно, то она про барона знает все. Стало горько. Значит злодеяния его секретом не были, но помогать нам, простому люду, никто и не думал. — Идите к нему в дом и любыми средствами найдите человека, кто знает хоть что-то о яде. Притащите сюда живым. Быстро, — второй рыцарь кивнул и бесшумно скрылся за дверью. — И что с бароном?
— Мертв.
— Да будет его душа судима справедливо.
— Хоть где-то. — вставила я, и сама удивилась, что не испугалась. Видимо, этот тяжелый день забрал у меня силы удивляться хоть чему-то. — Вы ведь знали, что он творил. И ничего не сделали. Не судили его справедливо.
— Она мне нравится, не убивай ее, Ваше Высочество.
— Я едва терплю тебя, и только за связь с духами и ценные медицинские знания. Почему я должна обращать внимания на зарвавшуюся девчонку?
— Потому что я скоро в мир иной отойду, как и наш почтенный ректор Жак, кто же тогда о здоровье королевской семьи заботится будет?
Королева-мать села в кресло. Безмолвная дама, почтенных лет, прислуживающая королеве, налила ей вино. Джона начали сотрясать судороги — его начало рвать. Ректор держал его руку, внимательно считая пульс, шаманка же смешивала триасандр. Я не могла опознать состав этого антидота, поговаривали, что и вовсе это вымысел и ингридиенты его из мира фей нужно добывать, но вот лекари передо мной смешивали его, как ни в чем не бывало. Ч-и-т-а-й к-н-и-г-и на К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т
— Крови нет, — магистр Гийом вытер рот Джона.
— Это хорошо, значит яд внутренности не разъел.
Я не знала, куда мне податься. Тут я явно была лишняя — даже невесту Джона выгнали. Хотелось упасть и заснуть, и проснуться в своем доме, с матушкой, что плетет венок и поет песни, призывая весну. Хотелось, чтобы Джон жил. Хотелось никогда его не узнавать.
Лекари по кругу поили Джона антидотом и рвотными травами, его тело трясло, появился пот — признак то ли температуры, то ли чрезмерного напряжения тела. Хотелось прикоснуться. Стереть пот со лба, погладить по волосам. Прошептать, что ему нужно крепиться, и все будет в порядке. Держать за руку, молясь о его выздоровлении. Но я знала, что теперь не имела права даже в комнате одной с ним находится.
— Как давно ты знакома с моим внуком? Должно быть какое-то время, раз он решил тебя спасти от барона, рискую турниром. Ох уж эта любовь мальчишек ко всяким глупым жестам. Это у них от моего покойного мужа, я глупостями такими не страдала. Мог бы придти ко мне, и разом решить все вопросы. Мир вообще был бы куда более приятным местом, если бы мужчины перестали размахивать мечом, доказывая свои права, и начали слушать умных женщин.
— Я нашла его в лесу, на обочине. Он был ранен, и за ним гнались.
— И из доброты душевной, ты решила незнакомого, грязного мужчину притащить к себе в дом.
— Да. В столицы доброта друг к другу не принята?
— Осторожнее, девочка. То, что ты жива сейчас, не гарантирует, что живой выйдешь из этой комнаты. Помни, с кеми о ком говоришь.
— Простите, ваше величество, но сегодня у меня был ужасно длинный день. Сначала передо мной махал оружием враг, пытаясь убить. Потом один мой друг оказался вовсе не тем, кем я его считала. Да и ранен куда серьезнее, чем я думала. Второй друг тоже оказался совсем другим человеком, и тоже размахивал передо мной оружием, правда, на этот раз не угрожая, а предлагая убить.
— Смерти перестаешь бояться до момента, когда она наступает. Впрочем, на этот раз я прощу тебя. Так ты не знала, кто такой Эдвард, когда спасала его?
— Была ночь, пусть и лунная. Как бы я могла его опознать? Я ни разу в жизни не видела никого королевской крови. Впрочем, одна женщина из нашей деревни — она вот опознала Его Величество сразу. По кольцу, наверное. У него было такое, железное, с гравировкой. Она и принесла лекарство, что Джона спасло. Все мои старания не помогли бы — я только выхаживала, да смотрела, чтоб он от жара да лихорадки не сгорел.
— Коль это правда, то вся наша семья
