Кстати об Айвазовском. Появление россиян на международных аукционах привело к тому, что он вновь вошел в моду…»
Александр Борисович скользнул взглядом ниже:
«…Аукционный дом «Сотбис» впервые проводит русские торги в Нью-Йорке. Это говорит о том, что цены на русское искусство соответствуют запросам крупнейшего в мире арт-рынка. К примеру, стартовая цена картины «Спасшиеся» Ивана Айвазовского — 1,2 миллиона долларов…
На торги выставлен 131 лот: Константин Маковский, Зинаида Серебрякова, Филипп Малявин, Исаак Левитан, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов, Борис Григорьев, Давид Бурлюк, Александр Тышлер и другие. Есть неожиданности: например, цена портрета Александра Первого, выставленного на торги, колеблется от 180 до 220 тысяч долларов…
Все выставленные на аукцион произведения давно покинули Россию и хранились в частных западных коллекциях…
За «Хаос» Кузьмы Петрова-Водкина организаторы аукциона собираются выручить не меньше четверти миллиона долларов. «Девушка из Лесного» Абрама Архипова, привезенная в Америку из Советской России в 1929 году, обойдется будущему покупателю в 300–400 тысяч долларов…
Давно известно, что выше всего на западном арт-рынке ценятся картины импрессионистов, постимпрессионистов и модернистов. Чем объяснить нынешний резкий рост цен на русское искусство? Ответ прост — нефтедолларами! Нынче вошло в моду обменивать их на произведения русских мастеров.
Так, нам доподлинно известно, что один из крупнейших российских банков занялся скупкой картин Казимира Малевича. Жемчужиной коллекции стал «Черный квадрат», приобретенный у родственников мастера. Банкиры купили еще два полотна Малевича — «Автопортрет» и «Портрет жены»…
Русские богачи покупают русских художников. Плохо это или хорошо? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны…»
Турецкий отложил газету и устало потер глаза.
— Ну как? — лукаво блеснул глазками журналист. — Уяснили себе, сколько может стоить коллекция Бориса Берлина?
— Уяснил.
Комаров кивнул:
— В таком случае, Александр Борисович, мне больше нечего вам сказать. Помяните мое слово: Кремль сделает все, чтобы коллекция осталась в России.
— Вы думаете?
— Я в этом уверен! На мой взгляд, Борис Берлин поступил крайне глупо, во всеуслышание объявив о своем отъезде в Израиль. Глупо и недальновидно! Вероятно, освобождение из-под стражи здорово вскружило ему голову.
— Вероятно, — согласился Турецкий, возвращая вырезку Комарову.
Журналист запихал вырезку в портфель и снова потянулся за графином.
— Выпьете на посошок, Александр Борисович?
Турецкий покачал головой:
— Спасибо, не хочу.
— Ну как знаете. А я, грешным делом, выпью. Ваше здоровье!
3
В тот момент, когда журналист Комаров провозгласил тост за здоровье следователя Генпрокуратуры Александра Борисовича Турецкого, на другом конце города Борис Григорьевич Берлин встал из-за уставленного изысканными и дорогими яствами стола, обвел друзей ласковым, немного хмельным взглядом, поднял бокал с красным вином и сказал:
— Друзья мои! Признаюсь вам, тюрьма была для меня очень тяжелым испытанием. Да… И главная проблема заключалась не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы даже в таких мерзких условиях остаться нормальным человеком.
Берлин выдержал паузу и продолжил:
— Не стану кривить душой. Все это время меня поддерживала мысль, что когда-нибудь я снова увижу всех вас и, что бы ни случилось, вы не отвернетесь от меня.
Мужчины сурово закивали. Женщины, расчувствовавшись, зашмыгали носами. Берлин повысил голос:
— Мысленно я уже видел себя где-нибудь на заснеженном поле под Магаданом! К счастью, мои мрачные опасения не подтвердились.
— Молодец! Ты выдержал! Мы в тебя верили! — раздались поощрительные оклики со всех сторон стола.
Борис Григорьевич поднял руку, и возгласы утихли.
— И вот, — продолжил Берлин, — я стою перед вами, и я — свободный человек. Когда я узнал, что меня освобождают, я поначалу не поверил. Подумал, что это какой-то прокурорский фокус. Я даже подумал, что они специально хотят, чтобы я расслабился, чтобы потом ударить меня побольнее. Но, к счастью, я ошибся и на этот раз.
Сидящие за столом люди ободряюще заулыбались Берлину. Он улыбнулся в ответ:
— Да, друзья мои, я ошибся. Я был прав в своих подозрениях насчет порочности нашей судебной системы. Но я упустил из виду одно. Знаете что?
Борис Григорьевич посмотрел на гостей торжественным взглядом и сам ответил на свой вопрос:
— Я упустил из виду, что даже в этой варварской системе встречаются люди, которые не боятся пойти наперекор своим начальникам в стремлении добиться истины!
Судя по тому, что некоторые из дам незаметно поставили бокалы на стол, а некоторые из мужчин нетерпеливо заерзали на своих стульях, вдыхая трепещущими ноздрями запахи угощений, гости начали уставать от долгой речи Бориса Григорьевича. Однако сам он этого не замечал. Было видно, что Берлин искренне растроган. Он поднял бокал повыше:
— Друзья мои! Мы уже выпили за меня. А теперь я хочу выпить за одного человека. Хотя… — Берлин задумчиво качнул головой. — Почему же за одного? Над этим делом трудились несколько человек. И все-таки главным во всем этом деле был один. Итак, я хочу поднять этот бокал за единственного честного, мужественного и неподкупного следователя во всей России. Имя его — Александр Борисович Турецкий! Благодаря этому человеку я не загремел по этапу, как декабристы или Радищев, а вернулся к вам! Вернулся в полном здравии и в отличном настроении. Выпьем за него! До дна!
— За Турецкого!
— За «важняка»!
— За честных ищеек!
Раздался звон бокалов, и гости немедленно отдали Турецкому должное обильными возлияниями. Меньше чем через минуту они забыли о его существовании и переключили свое внимание на угощения, которыми был уставлен праздничный стол.
Однако сам Берлин о Турецком не забыл.
— Прошу прощения, — извинился он перед гостями, выбрался из-за стола и вышел коридор.
С минуту он искал в памяти мобильника номер Турецкого, наконец нашел, нажал на кнопку вызова и приложил трубку к уху.
— Да, — рявкнул с того конца Турецкий.
— Александр Борисович, здравствуйте! Это Борис Берлин!
— Я понял.
— Александр Борисович, я звоню, чтобы еще раз поблагодарить вас за свое освобождение. Если бы не вы — париться бы мне на нарах до скончания века. Спасибо!
Турецкий немного помолчал, потом ответил — холодно и без всякой приязни:
— Не стоит благодарности. Вы сейчас где?
