– Это очень добрый поступок с вашей стороны. И еще раз спасибо, что приехали. Мне кажется, что при виде знакомого лица Эйприл станет легче, – обратилась Дорис ко мне. Мама улыбнулась и погладила меня по плечу.
– Я тоже так считаю.
– Клодия, – произнесла тетя Дорис, просветлев лицом, – может быть, пойдешь и отнесешь Эйприл стакан лимонада, а мы с твоей мамой пока поговорим?
Я кивнула и взяла поднос. Прошла через веранду, спустилась с крыльца, миновала густой рой комаров. Эйприл сидела почти в ярде от ступенек, как будто и не слыша мои приближающиеся шаги. Я поставила поднос на стол рядом с ней. Она не пошевелилась, просто продолжала смотреть в никуда. Ей бы сейчас глядеть на что-нибудь красивое: реку, цветущие вишни, монументы… Я оглянулась на дом, и мама бросила на меня умоляющий взгляд: «Поговори с ней».
Тяжелый вздох.
– Привет.
Эйприл удостоила меня легким поворотом головы; на ее лице отразилось нечто похожее на облегчение, но потом она снова отвела взгляд и пробормотала:
– Привет.
Я отодвинула от стола второе кресло и села, точно так же уставившись в никуда. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я задала ей самый простой вопрос:
– Ты в порядке?
Она машинально кивнула мне, потом остановилась на половине движения, и краешек ее губ дернулся в усмешке.
– Эти похороны были просто долбаным цирком, правда?
Я хмыкнула в ответ:
– Да.
Она схватила стакан и оглянулась через плечо на взрослых, которые наблюдали за нами сквозь стеклянную дверь, как за животными в зоопарке, ожидая, начнем мы играть или драться.
– Они тебе сказали, что я ей помогала? – спросила Эйприл.
– Кому?
Она закатила глаза.
– Маме. Тебе сказали, что я помогала засовывать их в морозильник?
Картинка возникла в голове быстрее, чем я ожидала. Я притянула колени к груди и покачала головой.
БЗ-З-З-З-З…
Эйприл фыркнула и мотнула головой.
– Дурацкий морозильник был уже наполовину занят Огастом. Никак не хотел закрываться, потому что Мандей была слишком высокой.
Я замотала головой и зажала уши; жужжание сделалось оглушительным.
– Эйприл, пожалуйста… перестань.
– Они должны были арестовать и меня. За то, что я сделала.
– Но… ты же не убивала ее?
– Но я помогала матери. Как это называется – пособничество в убийстве или типа того?
– Не знаю. Но ты… просто делала то, что сказала тебе мама. Ты не виновата.
– Не уверена, была она жива или мертва, но… мне нужно было выиграть побольше времени.
Жужжание оборвалось, как будто кто-то выдернул вилку из розетки.
– Побольше времени? На что?
– Чтобы придумать план. – Эйприл поникла в своем кресле. – Мандей никогда не рассказывала тебе про тот месяц, когда нас забрали из дома?
– Нет, – отрезала я. – А что?
Она обхватила себя руками.
– Нас тогда разделили. Мандей и Огаста отправили в один дом, меня – в какой-то приют для подростков. Тьюздей была еще совсем маленькой, поэтому ее отдали одной белой паре, и если б они могли, то… удочерили бы ее. Мне пришлось умолять маму забрать нас оттуда, умолять ее пройти те родительские курсы… – Она резко выдохнула. – Я уже потеряла Огаста. Я не могла потерять и Тьюздей тоже.
Я покачала головой.
– Ты так сильно ненавидела Мандей?
Эйприл в ярости сгребла меня за воротник и притянула к себе так близко, что я разглядела золотистые крапинки в ее карих глазах.
– Сука, ты вообще знаешь, что я делала ради того, чтобы заботиться о ней? Я все отдала ради своей семьи! – Голос ее сорвался, она сглотнула. – Но ты не слушаешь. Мандей обязательно проговорилась бы! Они разделили бы нас, и кто знает, где мы оказались бы? Мы могли никогда больше не увидеть Тьюздей! А тут еще эти уведомления о выселении… Мне нужен был план – как нас вытащить, прежде чем это случится.
Я стряхнула ее руку и рявкнула:
– Ты считаешь, Тьюздей сейчас лучше? Она едва не стала такой, как эти сумасшедшие в метро!
Эйприл поморщилась, ее колено дернулось.
– Когда они все это поймут, меня, наверное, отправят в тюрьму, – проворчала она, вытирая глаза. – Никто не говорит, что это было правильно. Я знаю только, что мне остался всего год до восемнадцати. После этого я смогу забрать Тьюздей к себе, и мы будем жить вдвоем. – Я заметила, что она не упомянула ни тетю Дорис, ни своего отца. – Мандей когда-нибудь говорила тебе, что это я записала ее на школьную лотерею?
Жар бросился мне в лицо. Еще одна тайна.
– Нет.
Эйприл усмехнулась и отпила глоток лимонада.
– Она была ужасно умная. Уже в четыре года читала книги, настоящие книги. Было бы глупо отдать ее в обычную школу, где ее ничему не научили бы. Я добралась до компьютера в библиотеке и записала ее. Даже заполнила все бумаги. – Она потерла руки, сердито глядя на меня. – А потом Мандей встретила тебя. И вроде как впервые узнала про то, что существует другой мир. Про то, как все должно быть. Хороший дом, хорошие родители, танцевальная школа. Иногда я не знаю, ненавидеть мне тебя или нет. Но когда я росла, у меня не было… тебя. Понимаешь, что я имею в виду?
Для разнообразия, я наконец-то поняла, что наша взаимная неприязнь выросла из одного и того же семени ревности. Я злилась на то, что Эйприл знала совсем другую Мандей. На то, что они были настоящими сестрами – то, с чем я не могла состязаться. А Эйприл злилась на то, что мы с Мандей были сестрами по духу – то, чего не было у нее.
– Почему она мне ничего не рассказывала?
– Она не хотела, чтобы ты ее жалела.
– Я бы попыталась ей помочь.
Эйприл покачала головой.
– Как? И в любом случае она не захотела бы твоей помощи.
– Да какая разница! Что бы она сделала – возненавидела бы меня? По крайней мере, она осталась бы жива!
Эйприл закрыла глаза и стерла несколько предательских слезинок.
– Теперь ты донесешь на меня? – прошептала она.
Эйприл всегда выглядела намного старше нас. Не только из-за того, как она одевалась, главным было ее лицо – провалившиеся глаза с черными кругами под ними, плотно сжатые губы, морщинки вокруг них. Теперь я поняла, откуда это, – узнав то, что знаю теперь, осознав, с чем ей приходилось иметь дело. Не было смысла спорить о том, что могло бы быть и что должно было бы случиться. Мандей больше не было – и ничто не могло вернуть ее обратно. И как бы безумно это ни звучало, я понимала Эйприл. Я понимала ее попытки сохранить тайну, чтобы защитить крохотный осколок той жизни, которую она когда-то любила. Я откинулась на спинку кресла и пробормотала впол-голоса:
