Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
и это тоже.
Повзрослевший ребенок как стертый пятак
Уходящие дни как безликие лица
Твой разорванный рельс зазвеневший не в такт
Не поможет на юге от севера скрыться
Недоцветший цветок как заснеженный рай
Как сентябрь опавших ничьих фотографий
Обессилевший храм превратившись в сарай
Возвратил панегирик в разряд эпитафий
Недовскрытый конверт
Недовыпитый сон
Заспиртованный мир
Оброненное имя
Да вливается в Нет
Смех врывается в стон
Заменен киром пир
И чужие своими.
— Ну что ты так переживаешь, — сказала она мне два часа назад. — Все расходятся — и ничего.
И ничего. Надо мной ничего. Есть потолок, он выкрашен светлым, и в светлом свете свечей его нет. Я поднимаю над собой руки и долго смотрю на растопыренные пальцы. Зачем я это делаю? Зачем она делает это? Мои пальцы отцепляются от ладоней, и ладони отпускают их безропотно.
— Отпусти меня, — сказала она.
— Не могу, — сказал я.
Ладони могут. Пальцы парят сами по себе на фоне светлого, соединяясь и снова расходясь. Все расходятся — и ничего. Я опускаю руки. Пальцы остаются надо мной. Боже, а ведь я не придуриваюсь, я действительно схожу с ума.
Я закрываю глаза и пробую пальцы на ощупь. Вот они, здесь, никуда не делись. Как давно, как давно ты сдерживаешь себя. Ты никогда не изменял ей раньше, и ты не изменяешь ей теперь. Может, в том и проблема, что не изменял?
— Все свои глупости, все свои ошибки, все то, за что ты не можешь меня простить, я совершал давно, еще до нашей свадьбы. Но ты вышла за меня. Значит, или простила тогда, или знала, что бросишь. Ведь с тех пор я не делал новых.
— Может, в том и проблема, что не делал, — сказала она.
Собачий праздник
Угол атаки
Подручные Витька из таёжного райцентра отличались редкостной исполнительностью, а содержимое поставляемых ими коробков — отменным качеством и совершенно нереальным количеством, так что по возвращении в общагу № 1 Хоме и Якову было чем поделиться с остальными. И в смысле воспоминаний, и так.
— Ё-моё, да что ж меня туда вместо вас не послали! — возмущался Гусси. Все знали, что лёгкое опьянение любого рода заметно облегчает ему процесс поглощения прозаических альманахов и прочей бессмыслицы. — Я бы, нафиг, всю русскую и зарубежную литературу, от античной до перестроечной, так выучил, что до диплома больше бы к ней не прикасался.
— Ну-ну, — философски замечал Илья, барабаня пальцами по спинке стула в своём обычном ритме.
Этот ритм Илья называл сбитым. Он вообще слыл в общаге музыковедом, хотя ни на каком конкретно инструменте не играл, если не считать универсальной, как портвейн «777», шестиструнной гитары, да ещё расчёски, обёрнутой в папиросную бумагу, на которой он умел очень похоже выдувать партию саксофона из песни про Алена Делона, манкирующего одеколоном. Зато Илья знал огромное количество поразительных фактов из жизни замечательных людей, чаще иностранных и особенно усопших.
— Знаем мы таких читателей, — говорил он. — От чего Сид Вишес кони двинул, помнишь? Передоз. А Дженис Джоплин почему крякнула? Обширялась. Или Кит Мун, например… А у Джима Моррисона так просто, думаешь, мотор выхлестнулся? А Джимми Хендрикс?
— Тут ты, Илюха, загнул, — урезонивали его. — Хендрикс от чего-то другого помер.
— Ага, от другого, естессно! В блевотине своей захлебнулся — от другого… С рождения на коксе с колёсами, обсмыкуешься тут!
Как-то раз на втором курсе компания возвращалась из ресторана, в котором отмечала день рождения Сэма Хромая Нога. В целом процесс отмечания оказался не слишком запоминающимся, в отличие от его финальной стадии.
Честно вычерпав до дна содержимое карманов, участники банкета с предсказуемым недоумением констатировали, что их суммарное состояние не дотягивает и до двух третей счёта, который положила перед ними очень фактурная официантка, весь вечер умудрявшаяся многообещающе улыбаться им всем сразу и при этом никому в отдельности.
Веселье угасло мгновенно, как восковая свеча, которая восторженно мерцала на протяжении долгого романтического ужина и на которую внезапно какой-нибудь ни бельмеса не соображающий в поэзии болван-пожарный направил струю промышленного огнетушителя.
Сэм Хромая Нога славился способностью заговаривать зубы кому угодно и в какой угодно ситуации, даже преподам во время экзаменов и гаишникам после нарушения. К тому же на нём был вполне приличный тёмно-синий костюм без полосок и почти свежая сорочка цвета слоновой кости, поэтому громоотводом единогласно назначили его.
— Рыбное ассорти четыре тарелки, лобио-мобио пять, — приговаривал Сэм, близоруко всматриваясь в свиток, который двумя руками, как гармонь, растянул перед собой. — Простите, любезнейшая, а вы уверены, что это именно наш адисьон? Меня, в частности, смущает салат оливье, одиннадцать порций…
Это были последние слова, которые услышали добровольцы чрезвычайного отряда добычи денег у Олежи (ЧОДДО), в рекордные сроки снаряжённого и максимально срочно отправленного к общаге № 1, что осталась в двух трамвайных остановках к северу.
Олежа был старостой группы и на день рождения к Сэму не ходил, не мог оставить свой пост в общаге. В свободное от учебных и административных занятий время Олежа работал бутлегером: торговал в общаге водкой, которую у него, хоть и с наценкой, можно было купить всегда и практически в любом количестве, тогда как у его государственных конкурентов — только с одиннадцати до двух, выстояв длиннющую очередь, предоставив продавщице паспорт, да к тому же не больше двух флаконов в одни руки.
Бизнес у Олежи шёл неплохо. И когда запыхавшийся ЧОДДО, ввалившись к нему в комнату, вразнобой изложил трагизм ситуации, он, не переменившись в лице и не спросив даже «сколько?», молча ткнул под себя.
Предпринимательской деятельностью Олежа обычно занимался, лёжа на кровати, из-за чего её сетка была подобна гамаку, провисающему под тяжестью крупного Олежиного тела. Под кроватью находился коричневый чемодан; на него-то и указывал большой палец мясистой Олежиной руки.
В чемодане раз в месяц в виде замусоленных пятирублевых бумажек хранились стипендии всей группы, которые Олежа постепенно раздавал сокурсникам под роспись. Всё остальное время это было хранилище его личных сбережений, представлявших собой кучу скомканных купюр. Отсчитав из неё необходимую сумму и пообещав вернуть долг при первой же возможности, ЧОДДО ринулся обратно в ресторан — и поспел вовремя: официантка, завершив подробнейшее уточнение всех значившихся в списке пунктов, в этот момент как раз опустила счёты на стол и двумя пальцами, будто не желая пачкаться, победоносно-брезгливо втыкала бумажку в нагрудный карман замечательного Сэмовского пиджака без полосок.
— Понял, мадемуазель, о минете не может быть и речи, — еле слышно процитировал Сэм популярную шутку.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
