Восьмое: удар, повлекший за собой смерть Гимбола, по отчету вскрытия, был нанесен правой рукой. Следовательно, преступник правша.
Девятое: преступник знал, что Гимбол изменил имя получателя страхового полиса.
Эллери улыбнулся:
— В математике, как вам известно, с числом три возможны всякие трюки. Позвольте показать вам маленький трюк, который удалось проделать мне в этом деле для вычисления убийцы. При наличии девяти выше названных «примет» преступника анализ становится детской игрой. Все, что оставалось сделать, — это пройтись по списку подозреваемых и проверить каждого по этим девяти пунктам.
— Невероятно! — с восторгом проговорил судья Менандер. — Вы хотите сказать, что, пользуясь этим методом, смогли прийти к окончательному выводу?
— По этому методу, — отозвался Эллери, — я смог отбросить всех подозреваемых, кроме одного. Я должен проверить каждого на предмет соответствия всем пунктам.
Первым делом, конечно, пункт номер один позволяет вычеркнуть всех женщин. Преступник должен быть мужчиной.
Итак, кто же из мужчин? Первый — старый Джаспер Борден.
— О боже! — воскликнула Андреа. — Что вы за ужасный человек! Вы хотите сказать, что хоть на миг подозревали дедушку?
Эллери улыбнулся:
— Милое дитя, в объективном анализе подозреваемые все. Мы не можем позволить себе сентиментальность, потому что один человек старый и немощный, а другой молодой и красивый. Итак, я сказал: Джаспер Борден. Да, как вы заметили, он инвалид; старик не выходит из дому, а это преступление совершено здоровым сильным человеком. Все это так. Но представим себе, что это детективный рассказ, в котором мистер Борден просто строит из себя инвалида, а сам, ловко пользуясь этим, находит возможность улизнуть из своего дома на Парк-авеню в неподобающее время и творит всякие злодеяния под покровом ночи. Так как же наш мистер Борден проходит по пунктам? Его приходится вычеркнуть по второму пункту: он больше не курит, как сам мне сказал при свидетеле — своей суровой сиделке, которая, несомненно, отрицала бы его признание, не будь оно правдой. Ну а поскольку это не детективный рассказ, мы знаем, что мистер Борден наполовину парализован и физически не мог совершить преступление.
Следующий — Билл Энджел. Билл выпучил на Эллери глаза:
— Ах ты, иуда! Уж не хочешь ли ты сказать, что и меня держал за подозреваемого?
— А ты как думал? — спокойно откликнулся Эллери. — Ведь что я вообще о тебе знаю, Билл? Я не видел тебя больше десяти лет — может, ты сделался закоренелым преступником за это время, кто знает. Но если говорить серьезно, тебя пришлось вычеркнуть сразу по нескольким пунктам — четвертому, пятому и шестому. То есть если ты и мог иметь мотив против Гимбола, ты никак не мог иметь мотива против Люси, своей сестры, которую наш преступник по своему замыслу решил сделать козлом отпущения. Пятый — у преступника не было ничего пишущего, а у тебя было.
— Да это-то ты откуда узнал? — удивился Билл.
— О вы, маловеры! — со вздохом протянул Эллери. — Самым простым способом, какой только есть. Видел собственными глазами. Забыл? Я даже сказал тебе тогда в пивном баре в отеле «Стейси-Трент», что, судя по карману, набитому отлично заточенными карандашами, которые я вижу, ты весьма деловой человек. А ведь это было буквально за несколько минут до преступления. Если бы, имея полный карман карандашей, ты был преступником, тебе было бы чем написать записку Андреа. Карандаши, при всей нашей науке, не идентифицируются. И наконец, пункт шестой — преступник должен быть со стороны Гимбола и его окружения. Ты явно не из них. Так что тебя пришлось вычеркнуть.
— Нет, это надо же! — только и пробормотал Билл.
— Теперь наш помпезный друг сенатор Фруэ. Но что мы здесь имеем? Нечто поразительное! Сенатор Фруэ, к моему немалому удивлению, подходит по всем характеристикам! Во всяком случае, умозрительно. Однако в его случае есть один факт, который позволяет вычеркнуть и его, хотя этот пункт даже не вводился в мой список, что можно было бы сделать. Он носит бороду. И предположить, что она фальшивая, невозможно. Это его гордость и утешение на протяжении долгих лет; его борода не сходит с газетных страниц. Но такую длинную бороду, как у него, — а она, как вы помните, у Фруэ до груди, — невозможно спрятать, даже под вуалью. Был один свидетель, который видел «женщину» в вуали с достаточно близкого расстояния. Это хозяин автозаправки. Уж бороду он заметил бы. Вуаль скрывает лицо по подбородок, так что борода была бы видна. Кроме того, по его свидетельству, «женщина» была высокой и крупной; Фруэ — маленький толстячок. Допустим даже, что на тот момент Фруэ сбрил бороду, а потом стал появляться в фальшивой. Но в это трудно поверить, судя по всем тем манипуляциям, которые он с ней беспрерывно производит. Если у вас все же остаются сомнения на сей счет, в следующий раз при встрече с ним дерните его за бороду.
Далее, наш друг Берк Джоунс. Вычеркнут мною по пункту восьмому. В газетном репортаже в подробностях расписывалось, как он сломал руку при игре в поло. И это было не только в прессе, но и подтверждается массой живых свидетелей. И сломана у бедняги Джоунса правая рука. А преступник нанес свой смертельный удар именно правой рукой. Следовательно, Джоунс физически не мог совершить это преступление.
Одним словом, мне удалось найти только одного человека, соответствующего всем девяти пунктам с такой точностью, что никаких сомнений не осталось. И этот человек, конечно, Гросвенор Финч.
Наступила долгая пауза, нарушаемая только всхлипыванием Люси.
— Невероятно! — снова воскликнул судья Менандер, прокашлявшись.
— Да нет. Только здравый смысл. Давайте посмотрим вместе, как подходил Финч под наши пункты.
Первое: он мужчина.
Второе: он был страстный курильщик, причем курил трубку. В тот день, когда я посетил офис Финча, мисс Захари, его секретарша, предложила мне особую табачную смесь, специально изготовленную известным табачным торговцем. Сами понимаете, только большой любитель трубки мог составлять для себя какую-то собственную смесь.
Третье: у него были картонные спички с обложками так определенно маркированными, что тут не нужна никакая логика! Дело в том, что секретарша мистера Финча в тот же самый день, когда я одобрительно отозвался о личном табаке ее шефа, пообещала попросить табачного торговца, обслуживающего Финча, прислать и мне толику такого трубочного табака со всеми лучшими пожеланиями, как она утверждала, самого Финча. И этот табачный торговец, Пьер с Пятой авеню, вскоре прислал мне целый фунт, приложив к табачной смеси коробку картонных спичек, на каждой пачке которых было напечатано мое имя! Мистер Пьер был даже столь любезен, что приписал на своей карточке, что он так делает для всех своих клиентов. Итак, если Пьер, посылая клиентам табачные смеси, всегда прилагает к ним запас картонных спичек с их именами, то, очевидно, у Финча таких картонок со спичками и его именем было много. Не с монограммой, заметьте, не с каким-то значком, а с полным его именем. Поэтому неудивительно, что он унес с собой пустой пакетик. У него были все основания считать, что Андреа видела на обложке спичечной книжечки его имя — Гросвенор Финч.
