Пойдём, пощупаем курочку.
Шатуны не торопясь завернули в подворотню, зная, что там тупик. Девушка бегала вдоль стен, выискивая подходящий выступ. Родовая сила ушла, камень был голым и скользил.
– Ладно, раз получил по носу, ты первый.
Старший легко поймал девушку, схватил за затылок и наклонил к земле. Люция закричала, но это только раззадорило подонков. Голову невесты плотно сжали вонючие ляжки, парень сзади задрал юбку.
– У-у, гадина!
– Чего возишься, молодой? Начинай давай.
– Не видишь течёт?
Младший приложил к разбитому носу платье Люции и ждал, когда кровь перестанет капать. Заминка спасла девушку. Ратмир с Тацитом тоже патрулировали улицы в ожидании невесты. Оба поняли, что похитители будут ждать заката, поэтому сначала не спешили. После касания солнцем горизонта, мужчины разделились и начали бегать по кварталу увеселительного дома. Ратмир рассчитывал на силу, Тацит на зелье. Оба прислушивались к крикам. Торговый доверитель первый среагировал на голос Люции, но ошибся поворотом. Пока он мешкал, в подворотню вбежал Голяшка. Ударом в затылок оглушил молодого и тот рухнул на Люцию. Девушка застонала. Ратмир отвлёкся на стон и получил удар дубиной. Шатун постарше, большой мастер разбоев, целился здоровяку в темя, но не дотянулся из-за большого роста Ратмира и попал в шею. Голяшку повело в сторону.
Шатун достал нож и метнул – мимо. Оценив габариты противника, разбойник попрощался с тридцатью «самыми лёгкими монетами в жизни» и побежал прочь. Шатун бы спасся, так как Голяшка не собирался его преследовать, но в этот момент подоспел Тацит. Увидев бегущего шатуна с дубиной, мужчина метнул зелье. Тацит потратил все запасы, но ворожба ценою в три златницы стоила своих денег. Хлопок и моментальная смерть подонка.
– Ненавижу! Ненавижу вас!
Люция выбралась из-под бессознательного тела насильника. Она выплёскивала страх, обращаясь ко всему вокруг. К друзьям-спасителям, к шатунам, к мостовым некогда любимого города и даже к солнцу, так подло скрывшемуся, лишив её сил.
– Вы грязные! Вонючие! Вы торгуете людьми. Вы не цените… Зачем я приехала сюда? Как хорошо в родных холмах. Фелиция, я хочу домой. К маме, к тётушкам. Зачем я здесь? Дура, дура… дура.
Девушка опустилась на землю и заплакала.
По периметру небольшой площади перед входом на арену собралась толпа. Наступивший день подарил преимущество белому роду, и те, кому не хватило мест в первых рядах, пересказывали события остальным. Острый слух не упускал ни единого слова.
– Несут барона. Властная четвёрка хвалит Бадьяра Широкого и благодарит за покровительство.
В центре площади распорядители несли трон. На нём, закутанный в зелёный плащ, сидел Бадьяр, изредка поглаживая шейное ожерелье. Ритуал предусматривал четырёх носильщиков, но с тушей барона могли справится только в красный день, поэтому сейчас их было восемь. Из трона тянулись верёвки серого цвета. Властная четвёрка держалась за них и символизировала преданных путников королевского наместника. Обойдя четыре раза площадь, барон уступил место на троне зельевариусу. Очередной круг почёта и слова благодарности. Когда каждый из четвёрки получил долю внимания, барон подошёл к горожанам. Наступило главное событие ритуала единения, предвещающего игрища.
Люди по очереди говорили своё имя и статус. Бадьяр кланялся и выбирал.
– Лаона. Птичница.
– Прошу, – выбрал барон женщину с красными ногтями и показал на трон.
– Птичницу выбрал! Птичницу! – зашепталась в толпе.
Женщина, сияя, как индюк на кормлении, подошла к носилкам. Распорядители помогли усесться, барон взял верёвку.
– Хвалим Лаону, женщину красного рода, и благодарим за статус птичницы!
Бадьяр нахваливал горожанку и сопровождал носилки. После почётного круга женщину усадили за небольшой стол в центре площади. Барон возвратился к горожанам, чтобы выбрать оставшихся. В конце концов за столом рядом с птичницей оказались старичок-пастух синего рода, зелёноглазый юноша, помогавший мастеру-стекольщику, и одноглазая дама, торговка с белыми волосами.
Четырем счастливчикам вынесли множество блюд и знать города заполнила центр площади. Богачи Зелёной долины стоя смотрели, как работяги баронства завтракали. Ритуал единения служил данью уважения простым людям со стороны власти и богачей.
– Позвольте рассказать историю далёкого баронства, услышанную мной несколько лет назад, – улыбался Балун казнахрону, наблюдая за едоками. – Смутьяны черноты, живущие за границей благородных земель, воспитали мальчика. Юнец кормил коров, да ходил по домам приютившего его баронства. Смышлёный мальчонка продавал молоко и собирал информацию о знати. Кто, где, с кем и когда. После чего передавал данные смутьянам.
– Даже так? – заинтересовался Мортус, продолжая смотреть, как стекольщик руками вылавливал из общей супницы мясо.
– Доказательств не нашли, но подозрения были весомые. Мудрый казнахрон далёкого баронства не стал ждать и устранил угрозу. Мальчиков полно, а рисковать городом никак нельзя.
Белый день научил властителей Сычигорья быть осторожными в личных разговорах. Никогда не знаешь, кто может подслушивать тебя в соседнем здании. Поэтому важные темы откладывали на другой день или нашёптывали в закрытых комнатах. Или прибегали к намёкам, находясь на шумном открытом пространстве.
– Мальчик-молочник на службе у смутьян говоришь?
– Не то, чтобы мальчик. Девочка. Да и не молоко она продаёт. Пойло варит на окраине. Никто и не кинется искать, случись какой несчастный случай.
Балун мстил. Проворонив Люцию на входе, он убедился, что мужчины не отходят от невесты ни на шаг. Ещё вечером красного дня распорядители рассказали ему, что четвёрка иноземцев спасла девку от подконтрольных Гидону разбойников. Готовясь к встрече с Люцией, бард на всякий случай выяснил личность
