— Как ты, дорогая? — спросила она.
Имоджин, не взглянув на нее, повела плечами, стряхнув с них руку Тесс.
— Со мной все в порядке, — ответила она.
— Я уговаривала Имоджин поесть, — сообщила Аннабел.
— Не сейчас, — сказала Имоджин.
Тесс чуть помедлила. Что-то здесь было не так… Имоджин прижималась к Аннабел, как будто хотела отстраниться от Тесс. Ей казалось, что Имоджин должна бы была искать утешения в ее объятиях. Аннабел, конечно, тоже умела успокоить, но после смерти матери именно она, Тесс, всегда…
В комнату вошел Лусиус, и она вздохнула с облегчением, но, вновь повернувшись к Имоджин, заметила в ее глазах что-то похожее на боль.
Ну конечно! Имоджин болезненно воспринимала присутствие Лусиуса, поскольку они поженились практически в одно время, а муж Тесс был по-прежнему жив и здоров. Тесс поднялась и подошла к Лусиусу.
— Можно тебя на минутку? — спросила она.
— Всегда к твоим услугам, — ответил он и поклонился ее сестрам.
Час спустя она вернулась, пытаясь не думать о том, что ей страшно не хотелось отправлять Лусиуса домой одного. Но это делалось ради Имоджин.
Однако едва она переступила порог комнаты, как Имоджин, подняв бледное, заплаканное лицо, сказала:
— Я предпочла бы остаться одна. — И добавила, уткнувшись в плечо Аннабел: — Если ты не возражаешь.
Тесс была так ошеломлена, что не сразу нашлась, что ответить.
— Как скажешь. Можно, я принесу что-нибудь подкрепиться?
Имоджин на нее даже не взглянула.
— Если я захочу есть, Аннабел позовет дворецкого. Мгновение спустя Тесс стояла в коридоре, пытаясь вспомнить, не сказала ли она чего-нибудь такого, что могло обидеть сестру.
По лестнице спустился Рейф.
— Что случилось, Тесс? — спросил он.
Она взглянула на него, стараясь не расплакаться.
— Имоджин… Она не хочет, чтобы я была с ней. Рейф увел ее в библиотеку леди Клэрис.
— Она горюет, — сказал он. — Горе действует на людей по-разному. Некоторые хотят остаться одни, тогда как другие…
— Но она не одна! Она с Аннабел! А я… я… — Тесс не нашла слов, чтобы описать, что она чувствует. — После смерти мамы их растила я. Как может Имоджин… и почему? — Мысли метались в ее голове, словно стая вспугнутых птиц. Она ужасно жалела, что отправила домой Лусиуса.
— Я бы предложил тебе выпить, — со вздохом сказал Рейф, — но еще слишком рано.
Лучи утреннего солнца проникали сквозь тяжелые шторы. Тесс раздвинула шторы и выглянула во двор. Может быть, Лусиус приедет, чтобы взять ее с собой? Но его, конечно, не было и в помине, поэтому она присела на краешек кресла, до боли стиснув руки.
— Горе заставляет человека искать виноватого, — сказал Рейф, бросаясь в кресло и вытягивая ногу таким образом, чтобы пинком отправить на место вывалившееся из огня полено, не обращая при этом внимания на оставшееся на сапоге пятно сажи. — Когда умер мой брат, я более года не говорил никому ни одного доброго слова. После погребальной службы я неприлично обругал священника, заявив в самых грубых выражениях, что Питеру весь этот балаган очень не понравился бы. Я был сам на себя не похож.
День продолжался все в том же ключе. Как только Тесс входила в комнату, Имоджин прижималась к Аннабел, словно ища защиты. Взгляд, который Аннабел бросала на Тесс, однозначно говорил: «Нет».
Тесс выходила в коридор и шла навестить леди Клэрис. Клэрис, судя по всему, почти не реагировала на то, что говорилось в ее присутствии, и хотя она попросила Тесс почитать ей Библию, Тесс показалось, что она не слышала ни слова.
Потом Тесс снова заглянула к Имоджин и обнаружила, что ее держит в объятиях Рейф и она позволяет ему утешать себя, хотя он ей не нравился. Ведь это Имоджин называла его пьяницей, недотепой и лентяем. Однако как только к ней подходила Тесс, она застывала, переставала плакать и отвечала лишь «да» и «нет». И отводила взгляд в сторону. Если ее обнимала Тесс, а не Рейф или Аннабел, тело Имоджин буквально деревенело.
Наконец два дня спустя после смерти Дрейвена Тесс набралась храбрости и спросила Аннабел, в чем тут дело.
— Она считает тебя виноватой, — сказала Аннабел. Она сидела перед камином в комнате Тесс, понемногу отхлебывая из стакана бренди. Очевидно, пример Рейфа оказался заразительным.
— Она считает меня виноватой? — тупо повторила Тесс.
— Я тоже не вижу в этом логики.
Вид у Аннабел был измученный. Ее великолепная кремовая кожа побледнела, под глазами залегли темные круги. Имоджин плакала все ночи напролет, и Аннабел все время находилась рядом с ней.
— Почему она считает меня виноватой? — воскликнула Тесс.
— Потому что, когда это произошло, вы с ней спорили, — сказала Аннабел. — По крайней мере так говорит она. И она считает, что если бы в это время смотрела на скаковую дорожку, если бы заметила, что ее муж сел на этого дьявола в лошадином обличье…
— Она не смогла бы ничего сделать, — сказала ошеломленная Тесс. — Было уже слишком поздно что-то предпринимать.
— Я понимаю это, — сказала Аннабел, снова отхлебывая бренди. — Я говорила ей об этом. Мне кажется, — Аннабел с сочувствием взглянула на Тесс усталыми глазами, — что она не может справиться с чувством собственной вины.
— Какой вины? — прошептала Тесс. — Он сам решил сесть на эту лошадь. Хотя она взяла с него обещание не делать этого!
— Но разве он не сказал, что сделал это ради нее?
Тесс замерла. Он действительно говорил это в конюшне.
— Она его не так поняла!
— Она не может не думать об этом, — сказала Аннабел. — Мейтленд сказал, что хотел выиграть, чтобы у Имоджин был свой дом и чтобы ей больше не приходилось жить вместе с леди Клэрис. — Они замолчали. Тишину нарушило лишь с треском развалившееся на две половинки полено в камине. — Уж лучше бы он этого не говорил, — добавила Аннабел.
— Ах она бедняжка, — покачала головой Тесс. — Просто не верится. Ведь он не это имел в виду! Я присутствовала при этом и могла бы сказать ей…
— Нет! — резко сказала Аннабел. — Мне только что удалось уложить ее спать, она не спала две ночи. Прошу тебя, не буди ее!
— Но я должна сказать ей, — говорила Тесс, по лицу которой текли слезы. — Мейтленд ни в коем случае не хотел взваливать на нее вину. Он просто говорил, что любит ее больше, чем лошадей, вот и все!
— Я уверена, что так оно и было, — устало произнесла Аннабел. — Но сейчас она цепляется за твою надуманную вину как утопающий за соломинку. Прошу тебя, не отбирай у нее эту возможность.
Тесс начала всхлипывать.
— Как ты можешь требовать от меня такое? Она моя сестра, моя маленькая сестричка, и я ее люблю! Ради нее я могу сделать что угодно. Я хочу быть с ней, хочу помочь ей.
