кем я была все это время. Тайное оружие в руках безумного древнего создания. И я сама позволила себя такой сделать!
Но спокойный голос Тора побуждает поднять голову.
— Мой король… — медленно произносит. — Обессиленный, истощенный иллюзией, которую пришлось так долго разрабатывать и удерживать — в конце концов, внушить целой толпе совершенно иную картинку достаточно энергозатратно — но вполне живой.
— Не может быть! — вырывается у Вефандинга. И ему вторит мое изумленное сознание.
— Конечно, может. Мы твой план разгадали. И работали над тем, чтобы обмануть всех, в том числе и тебя. Одного не пойму, как ты защиту обошел? Как добрался до нее, несмотря на все заклятия на кабинете.
От тихого противного смеха по позвоночнику бегут мурашки.
— Магия крови… Юный Уильям настолько полюбил сестру, так искренне заботился о ней, что тайно ото всех помог мне сделать привязку. Малыш искренне считал, что защищает ее. А на самом деле дал возможность найти и переместиться к ней в любой уголок Вселенной.
— Подонок! — рычит Торнтон.
Что-то оглушительно взрывается. Сырые потоки силы разлетаются фейерверком. Ослепляют, как искры от сварки. Стену и потолок прорезает глубокая трещина. На голову сыпется штукатурка. Лорд Роуз прикрывает мне ладонью глаза и заставляет склонить голову. Здоровой ногой толкает небольшой журнальный столик, который, упав на бок, частично заслоняет нас от эпицентра событий и шальных всплесков магии. Я почти ничего не вижу, закусываю губу до крови, чтобы не закричать от страха. Каждый раз, когда слышится громкий грохот, вздрагиваю и тихо всхлипываю.
Но вскоре не выдерживаю, выглядываю сквозь пальцы. Маска Вефандинга отлетела, валяется на полу. Его глаза пылают холодным огнем. И глаза Тора тоже пылают. Сейчас они как братья одной крови. Наследие Древних струится в жилах обоих. Но Вефандинг и сам Древний. Он живет тысячу лет. Он мощнее Тора. Это понимают все собравшиеся, в том числе и Маска.
Сердце сжимается. Теперь, если бы и хотела, не могла бы отвести взор. Сердце даже не бьется. Затаив дыхание, наблюдаю за каждым движением. И когда часть угольного кнута мимоходом черкает плечо Тора, и в прорези рукава виднеется свежая рана, вскидываюсь в порыве подбежать к нему. Останавливает только жесткая рука лорда Роуза.
— Тихо, Вив, — снова заставляет отвернуться. — Ты ничем не поможешь. Мы можем только молиться, чтоб стража как можно скорее добралась сюда. Я истощен до капли.
Понимаю, что он прав, но сердце разрывается от боли. Что могу я, которая едва научилась заставлять растения прорастать? Что могу я, которую каждый из них с легкостью задавит одним лишь пальцем? Но сознание мечется в поисках решения. Прижимаю ладонь к полу. Чувствую тепло гладких досок, изуродованных заклятиями, разбитых на щепки. Мне кажется, моя душа сейчас так же избита, изуродована.
И даже головы не поднимаю, когда каким-то шестым чувством чувствую, как в нашу сторону летит темный шар. Лорд Роуз закрывает меня собой. Но я все равно знаю о приближении жуткой тьмы и понимаю, что нас не спасет ничего. Но только он до нас не долетает. Тор вскидывает раненую руку, отбивает серебряным сиянием в сторону. Но за это получает неожиданный удар кнута по ребрам. В прорехе появляется бледная полоска кожи и длинный тонкий порез, из которого каплями выступает кровь. Тор пошатывается, но сразу же выравнивается. Однако секунды потеряны, и темный кнут Вефандинга опутывает его шею.
Закусываю с испуга ладонь, чтобы сдержать крик, и еще больше не отвлекать на себя внимание.
Доски под другой ладонью вибрируют, нагреваются, отзываются едва заметным живым теплом. Неосознанно посылаю импульс, и он возвращается едва ощутимой пульсацией. От понимания того, что произошло, перехватывает дыхание. Собираю все свои силы, все отчаяние и страх. Руки обжигают от энергии, от нагретого силой дерева. Выливаю всю себя в сухое, почти мертвое растение, стараюсь отдать последнее. Столько, на сколько хватит сил. Это чудовище не должно прийти к власти, не должно нанести вред тем, кого люблю, кого успела полюбить, уничтожить то, над чем работали сотни лет.
— Вив! — на плечо опускается рука.
И сила бурлит, выплескивается через край, а из сухой древесины пробиваются побеги, обвивают ногу Вефандинга, тянут вниз. Древний на секунду теряет концентрацию, и Тор вырывается из убийственной петли, а затем наносит удар прямо в солнечное сплетение противника.
Но у меня уже темнеет в глазах из-за истощения. Тяжело приваливаюсь к груди лорда Роуза. И туман полностью окутывает сознание.
* * *
— Вивьен… Вишня… Вишенка, — кто-то зовет издалека.
Но я не хочу просыпаться. В темноте уютно и спокойно. В темноте нет измены, нет обиды и боли нет. В темноте нет переживаний. И любовь, которая приносит разрывающую изнутри боль. — Проснись, прошу. Почему она не просыпается?
— Может, кхм… лорд Торнтон, — узнаю голос доктора Ллойда… — Мотивация вернуться недостаточно сильная.
— Как это недостаточно сильная! — конечно, возмущается.
Упрямый, самоуверенный аристократик. Действительно, как его величайшая светлость может быть недостаточным мотивом, чтобы вернуться из забвения. Только вот, несмотря на свои чувства, я готова все оставить как есть. Слишком больно понимать, что я его люблю и готова истощить себя до дна, чтобы спасти. А он ничего подобного мне не чувствует. Я только удобная кандидатура на брак. Удачный вариант, которым легко можно манипулировать по необходимости.
— Вишенка, — склоняется. Его дыхание так близко, шевелит локон у уха, и он нестерпимо щекочет щеку. — Вишенка, неужели ты ни капли меня не любишь? Неужели мои чувства для тебя ничего не значат. Вернись, милая, вернись. Давай, наконец, сломаем проклятие Тристана и Ровены. Вернись ко мне, любимая!
Любимая? Маленький проблеск и снова тьма. Мне почудилось. Наверное, почудилось. Не проснусь, пусть не тешит свое аристократическое самолюбие.
— Вернись, подари мне свое сердце, подари мне таких солнечных рыженьких девочек и мальчиков, — шепчет и дальше, мучает мое бедное, кровоточащее сердце. — Будь со мной, моя колючая Вишенка. Не оставляй меня… Любимая…
Я не верю… в то, что слышу, не верю. Ресницы дрожат, по щеке скатывается слезинка. Зачем он так со мной?
Едва слышно вздыхаю, и упрямое влюбленное сердце больше не может слушаться гласа разума. Веки дрожат, открываются. Моргаю от света. Он хоть и тусклый, но после тьмы кажется слишком ярким. Незнакомая комната, по-моему, спальня.
— Вивьен! Вишенка! Любимая…
В грудь раскаленным потоком врывается воздух. Кажется, мои лёгкие уже и отвыкли дышать.
— Не шути так… — еле слышно шепчу. Язык слушается с трудом.
— Я не шучу, моя маленькая. Ни капли. Я люблю тебя….
Слезы ползут и ползут по щекам.
— Я готов снова повторить каждое слово от начала
