«Ахти мне, Злочастие горинское!
до беды меня, молотца, домыкало:
уморило меня, молотца, смертью голодною —
уже три дни мне были нерадошны;
не едал я, молодец, ни полу куса хлеба!
Ино кинусь я, молодец, в быстру реку —
полощь мое тело, быстра река,
ино еште, рыбы, мое тело белое!
Ино лутчи мне жития сего позорного.
Уйду ли я у Горя злочастного?»
И в тот час у быстри реки
скоча Горе из-за камени:
босо-наго, нет на Горе ни ниточки,
еще лычком Горе подпоясано,
богатырским голосом воскликало:
«Стой ты, молодец; меня, Горя, не уйдеш никуды!
Не мечися в быстру реку,
да не буди в горе кручиноват —
а в горе жить – некручинну быть,
а кручинну в горе погинути!
Спамятуй, молодец, житие свое первое
и как тебе отец говорил,
и как тебе мати наказывала!
О чем тогда ты их не послушал?
Не захотел ты им покоритися,
постыдился им поклонитися,
а хотел ты жить, как тебе любо есть.
А хто родителей своих на добро учения не слушает,
того выучю я, Горе злочастное.
Не к любому он учнет упадывать,
и учнет он недругу покарятися!»
Говорит Злочастие таково слово:
«Покорися, мне Горю нечистому,
поклонися мне, Горю, до сыры земли!
А нет меня, Горя, мудряя на сем свете!
И ты будешь перевезен за быструю реку,
напоят тя, накормят люди добрыя».
А что видит молодец неминучюю,
покорился Горю нечистому,
поклонился Горю до сыры земли.
Пошел-поскочил доброй молодец
по круту, по красну по бережку,
по желтому песочику.
Идет весел-некручиноват,
утешил он Горе-Злочастие,
а сам идучи думу думает:
«Когда у меня нет ничево,
и тужить мне не о чем!»
Да еще молодец некручиноват
запел он хорошую напевочку
от великаго крепкаго разума:
«Безпечална мати меня породила,
гребешком кудерцы розчесывала,
драгими порты меня одеяла
и отшед под ручку посмотрила,
хорошо ли мое чадо в драгих портах? —
а в драгих портах чаду и цены нет!
Как бы до веку она так пророчила,
ино я сам знаю и ведаю,
что не класти скарлату без мастера,
не утешыти детяти без матери,
не бывать бражнику богату,
не бывать костарю в славе доброй!
Завечен[14] я у своих родителей,
что мне быти белешенку,
а что родился головенкою!»[15]
Услышали перевощики молодецкую напевочку,
перевезли молотца за быстру реку,
а не взели у него перевозного,
напоили-накормили люди добрыя,
сняли с него гунку кабацкую,
дали ему порты крестьянские.
Говорят молотцу люди добрыя:
«А что еси ты, доброй молодец,
ты поди на свою сторону,
к любимым честным своим родителем,
ко отцу своему и к матери любимой,
простися ты с своими родители,
отцем и материю,
возми от них благословение родителское!»
И оттуда пошел молодец на свою сторону.
Как будет молодец на чистом поле,
а что злое Горе наперед зашло,
на чистом поле молотца встретило,
учало над молодцем граяти,
что злая ворона над соколом.
Говорить Горе таково слово:
«Ты стой, не ушел, доброй молодец!
Не на час я к тебе, Горе злочастное, привязалося!
хошь до смерти с тобою помучуся!
не одно я Горе, еще сродники,
а вся родня наша добрая,
все мы гладкие, умилные!
А кто в семью к нам примешается —
ино тот между нами замучится!
такова у нас участь и лутчая!
Хотя кинся во птицы воздушныя,
хотя в синее море ты пойдешь рыбою,
а я с тобою пойду под руку под правую!»
Полетел молодец ясным соколом,
а Горе за ним белым кречатом.
Молодец полетел сизым голубем,
а Горе за ним серым ястребом.
Молодец пошел в поле серым волком,
а Горе за ним з борзыми вежлецы.
Молодец стал в поле ковыль-трава,
а Горе пришло с косою вострою;
да еще Злочастие над молотцем насмиялося:
«Быть тебе, травонка, посеченой,
лежать тебе, травонка, посеченой
и буйны ветры быть тебе развеяной!»
Пошел молодец в море рыбою,
а Горе за ним с щастыми неводами,
Еще Горе злочастное насмеялося:
«Быти тебе, рыбонке, у бережку уловленой,
быть тебе да съеденой,
умереть будет напрасною смертию!»
Молодец пошел пеш дорогою,
а Горе под руку под правую,
научает молотца богато жить,
убита и ограбить,
чтобы молотца за то повесили,
или с каменем в воду посадили.
Спамятует молодец спасенный путь,
и оттоле молодец в монастыр пошел
постригатися,
а Горе у святых ворот оставается,
к молотцу впредь не привяжетца!
А сему житию конец мы ведаем.
Избави, Господи, вечныя муки,
а дай нам, Господи, светлый рай
Во веки веков. Аминь.
Комментарии
Повесть временных лет
«Повесть временных лет» – летопись, рассказывающая о происхождении Русской земли, о первых русских князьях и о событиях X – начала XII в., – впервые начала изучаться еще в XVIII в. Долгое время ученые полагали, что «Летопись Нестора», как называли тогда «Повесть временных лет», – древнейший памятник русского летописания, и лишь значительно позднее, в конце XIX в., в результате исследований академика А. А. Шахматова было установлено, что русское летописание возникло еще в XI в. и что «Повести временных лет» предшествовали другие, не дошедшие до нашего времени летописные своды[16]: Древнейший свод (конца 30-х гг. IX в.), Свод Никона (70-х гг. XI в.), Начальный свод (1093–1095), отразившийся в Новгородской первой летописи. Сама же «Повесть временных лет» была написана Нестором, монахом Киево-Печерского монастыря, около 1113 г.
В основу «Повести временных лет» Нестор положил Начальный свод, но значительно переработал его и дополнил. Летописец предпослал рассказу об истории Руси обширное историко-географическое введение, в котором изложил существовавшие тогда взгляды на происхождение славян, на место русских среди других славянских народов; он описал территорию Руси, быт и нравы населявших ее
