же может быть хуже? Родной сын бросил, – сквозь отрыжку проговорила брошенная мать и продолжила горевать, как Эсмеральда в любимом романе, – Нет, я умру. Умру с горя в одиночестве.
– Да подождите вы умирать! У вас в гороскопе ничего такого нет! Саша – умный мальчик, но он – подросток. У него ветер в голове. Он вспыльчив, переменчив. Как убежал, так и вернется. Надо только с умом разрулить ситуацию. Все сделать по феншую, – попыталась влить оптимизм и восточную мудрость в опустошенную горем мать Надежда Алилуевна.
– Щас я все сделаю по феншую. Щас я кому-то устрою такой феншуй, что мало не покажется! – начала закипать Кристина Анатольевна, наливаясь вместе с оптимизмом еще и яростью.
Она порылась в сумочке и извлекла из ее недр сотовый телефон, точно такой же как у ее сына, только серый. Когда Буряк подарил ей аппарат, она помнится, даже посетовала на унылую расцветку:«Не могли, что ли делать телефоны белыми или красными?» А теперь она, не обращая внимания на расцветку, начала решительно тыкать в кнопки телефона.
– Как ты смеешь переманивать сына, подонок?! – закричала Кристина Анатольевна, как только кончились гудки.
– Кто тебе позволил?! Как ты… Что? Доктора Петровского нет в ординаторской? А где он? Позовите его! Позовите, я сказала! А мне плевать! А мне плевать, что прием! Скажите, что я тогда сама к нему приеду! Ты знаешь, кто я! Знаешь, знаешь. Я тебя тоже знаю. Быстро тащи Петровского к телефону!
Следующие пару минут прошли в напряженном молчании. Потом еще пару минут прошли в еще более напряженном молчании. Потом в трубке раздалось робкое: «Алле», и тут же Кристина Анатольевна взорвалась, как мина, на которую наступили.
– Как ты смеешь переманивать сына, подонок?! Кто тебе позволил!? Как ты… Что? Саша не у тебя? А где он? Как ты не знаешь, где он? Он же твой сын!
Через пару минут ярость вылилась из Кристины Анатольевны полностью.
– Мама, Саша пропал. У тебя его нет? Придет, позвони мне, ладно. Не знаю из-за чего. Ничего я ему не говорила такого. Нет, ничего. Нет, не говорила! А я говорю, что ничего не говорила! Что ты меня обвиняешь? Что ты меня всегда обвиняешь?! Вот всегда ты такая! Все, не слушаю тебя. Не слушаю. Все, я бросаю трубку.
– Поговорила, называется, с мамой, – с горькой усмешкой пробурчала Кристина Анатольевна. Следующий разговор она решила провести спокойно, по-деловому.
– Буряк, нужна твоя помощь. Да, привет. Нет, не подождет. Нет, не подождет разговор. Это срочно. Не вешай трубку. Скотина!
– Скотина! Повесил трубку! Вот как жить с таким человеком?! – бросила риторический вопрос в Надежду Алилуевну оскорбленная жена.
Оскорбленная, но не побежденная. Она не собиралась сдаваться.
– Я, в конце концов, жена! Будь добр ответить!
Она упрямо набрала последний номер еще раз, потом еще и еще. Потом еще и еще, еще и еще. Наконец, она победила, из трубки раздалось: «Чё нада?»
– Саша пропал, – выпалила без подготовки Кристина Анатольевна. – Слышишь, пропал. Нашелся? Как нашелся? Где? С тобой?!! Где? Где тут? Понятно. Я к вам! А я, говорю, что к вам. Нет, мне надо его видеть! Не пытайся меня остановить!
Кристина Анатольевна поднялась и начала решительно собираться, как солдат перед боем. Привела волосы в порядок, поправила блузку, взглянула в зеркальце, чтоб оценить свое боевое состояние и тут увидела, что за ней с интересом наблюдает вся бургерная. Особенно люди в колпаках. Зрители были готовы рвануть за ней следом, чтобы не упустить развязку драмы.
– ЧЁ ты уставился?! Чё ты уставился, я спрашиваю? – начала грубить ближайшему зрителю в колпаке Кристина Анатольевна. – Чё ты ржешь? Тя уволят сегодня же! Понятно! Ну, завтра, в крайнем случае! У меня муж – хозяин всего торгового центра, понятно!
Героиня местного романа помахала телефоном как пистолетом и с шумом удалилась со сцены. За ней, подхватив пакеты, побежала брендмагистр Надежда Алилуевна.
3
Параллельные линии не пересекаются. Например, рельсы. Рельсы бегут себе параллельно с вокзала на вокзал и заканчиваются то на переполненном перроне, то в пустом тупике, но все равно не пересекаются. А вот на картине с закатом, с туманной далью, эти рельсы сойдутся в точке на горизонте. Да что рельсы! Вот усталый мерчендайзер фотографирует параллельные стеллажи в универмаге, а те на фото в кучу собираются. Ну, если фотография масштабная. Так и в романах – ближе к финалу сходятся персонажи друг другу совершенно параллельные. Вот, Феликс Эдмундович Буряк кричит:
– Да, мне параллельно, кто это! Понимаешь? Па-рал-лель-но!
Он кричит, а человек, хоть и параллельный, стоит и думает: «Столкнулся же с идиотом». Потом поправляет рыжий парик и думает: «Ну и хорошо, что параллельно».
– Чё ты мне тыкаешь своим клоуном? – хозяин магазина отмахивался от своего зама, как от назойливой мухи, – мне некогда с этим возиться.
Патроныч был в шоке от равнодушия начальника. Он рассчитывал на триумф и восстановление справедливости, как только предъявит клоуна. В мыслях он уже принимал извинения от Феличиты, с достоинством выслушивал слова благодарности. И вот – на тебе. Вместо этого он слышит какие-то упреки: «Чё ты фигней занимаешься? Какой шум, какой беспорядок? Он же аниматор».
– Хорошо. Беспорядок тебя не волнует. Понятно, – тут Патроныч достает главный козырь, – у него проникновение на склад игрушек! Он раздаривал ворованные игрушки!
Лиза утвердительно закивала, а клоун отрицательно замотал головой.
– Вообще-то, я эти игрушки сам делал, из разных деталей собирал. Там без меня так и остался бы мешок мусора, – впервые, с момента взятия под стражу открыл рот клоун.
Лиза что-то возмущенно ему отвечала, но ее речь была заглушена громким спором директора и зама.
– Это круто, что ты лоха ряженого за шмон на складе поймал, но я тебя за чем посылал, Патроныч?
Терпение Патроныча лопнуло.
– Да что ж ты непонятливый какой? Ты чё барана тупого включил? Я тебя не узнаю, Феличита! Где, мать, твои серые клеточки? Это же аниматор! То есть плясать и петь умеет! А у нас на него почти дело готовое!
– И что? Это дает тебе право на меня наезжать что ли? При людях бараном называть? Возьми свои слова обратно, понятно.
– Да, блин, сейчас речь не о званиях идет. Хорошо, Феликс Эдмундович, не баран ты! А пламенный богец геволюции! – Патроныч закартавил с лукавой улыбкой, -Ну, что тебе твоя чекисткая интуиция говогит, батенька? Как мы можем использовать этого лишенца?
Буряк пропустил намеки мимо ушей. Все что он слышал – это то, что его назвали по ненавистному имени отчеству и еще похохмили
