вашей наговорили, будто посещаете вы служанку Хатикадзуки, ту самую, которая греет воду в бане. Матушка ваша изволила молвить: «Ах, нет, не может этого быть! Но если правда, то надо выгнать Хатикадзуки из дому, пока супруг мой не узнал».
Молодой господин ответил на это:
— Давно ожидал я услышать такие речи. Но если двое расположатся на отдых под сенью одного дерева и зачерпнут воду из одного источника, то и тогда не случай в этом повинен, так предопределено было в прежнем рождении. Вот что гласит древняя мудрость. Супружеские узы разорвать нельзя, хотя пришлось бы лишиться отцовского наследства или погрузиться в глубину моря на тысячу локтей. Лишиться родительской любви и доверия — это поистине бездонный ад, но чего не стерплю я, лишь бы не расстаться с моей женой! Если даже отец мой в гневе убьет меня, что ж — ради Хатикадзуки мне и жизни не жаль! Никогда я ее не покину! Пусть даже выгонят меня из дому вместе с Хатикадзуки, я и не подумаю печалиться, хотя бы и пришлось мне ютиться в шалаше где-нибудь в пустынных полях или диких горах. Только бы моя любимая была со мной!
Так сказал Ондзоси и, покинув свои великолепные покои, пошел в жалкий шалаш, возле которого были навалены вязанки хвороста. Раньше он в дневную пору прятался от людских взоров, но после разговора с кормилицей стал открыто проводить целые дни в хижине Хатикадзуки. Братья его рассердились и стали говорить, что не хотят больше жить с ним под одной кровлей, но юноша и слушать их не захотел.
Матушка сказала:
— Видно, эта Хатикадзуки не простой человек, а оборотень. Ах, погубит она моего сына. Что нам делать теперь, Рэндзэй? — спросила она кормилицу.
— Раньше у молодого господина был застенчивый нрав, — отвечала та, — легко он смущался. Бывало, безделица вгоняла его в краску, а сейчас не видно на его лице и тени стыда. Не станет он слушать ничьих слов. А вы поступите вот как. Устройте смотрины всех ваших невесток, чтобы решить, которая лучше. Вот увидите, Хатикадзуки постыдится всем на глаза показаться и от позора сбежит куда-нибудь подальше. И понемногу молодой хозяин забудет ее!..
Госпоже понравился совет кормилицы. В доме пошли оживленные толки:
— Когда же, когда наконец смотрины невесток?
Ондзоси вошел в хижину Хатикадзуки и сказал, роняя слезы: '
— Послушай, моя любимая! Чтобы выжить тебя из дому, затеяли они смотрины невесток. Как же нам теперь быть?
Хатикадзуки тоже залилась слезами:
— Из-за меня терпишь ты такие притеснения и тревоги. Убегу я куда глаза глядят.
— О нет, вдали от тебя я и часу не проживу! — воскликнул Ондзоси. — Уйдем отсюда вместе!
Горько плакала Хатикадзуки, не зная, что ему ответить. А между тем время шло. В канун дня смотрин Ондзоси и Хатикадзуки решились убежать из дому. Глубокой ночью начали они готовиться в путь. Едва только забрезжил рассвет, они привязали шнурами к ногам дорожные сандалии. Грустно было юноше покидать дом, где жили его отец и мать. Слезы затуманили его глаза. Ах, придется ли когда-нибудь свидеться вновь с родителями?
А впереди дорога в безвестные дали… Но решимость его не поколебалась.
— Что ж! — воскликнул он. — Видно, пришла пора разлучиться с родным домом?
Увидев его печаль, Хатикадзуки воскликнула:
— Ах, отпусти меня одну! Если этого хочет судьба, мы все равно увидимся снова!
— Не говори таких жестоких слов. Я готов идти с тобой хоть на край света!
С чем я сравнить могу
Нахлынувшую в сердце
Любовь мою к тебе?
Так бьет из глуби скал
Родник неудержимо.
Хатикадзуки прошептала ему в ответ:
Так, видно, суждено!
В далеком поле стану
Я — травкой луговой,
Ты — капелькой росы.
Погибнем мы, но вместе!..
Ондзоси на это молвил со вздохом:
На кончике листка
Чуть держится росинка.
Недолог их союз.
Нам радостью любви
Недолго наслаждаться!
Ондзоси медлил на пороге родного дома. Охваченный горестью разлуки, он не находил в себе силы уйти и не мог унять своих лившихся из глаз слез. Но нельзя было долее колебаться. Ночь сменилась рассветом. «Скорее в путь», — сказал он, но только что любящие собрались со слезами выйти в дальний путь, как вдруг чаша, которую Хатикадзуки носила на голове, скатилась на землю.
Онемев от неожиданности, юноша поглядел долгим взором налицо своей подруги. И что же! Если бы луна пятнадцатой ночи внезапно появилась в разрыве облаков, она не затмила бы красоту Хатикадзуки. Ничто на свете не могло бы сравниться с прелестью ее лица, осанки и длинных, до полу ниспадающих волос.
Вне себя от радости юноша поднял упавшую на землю чашу. Под пей лежал маленький ларчик. Он открыл его — и что же оттуда вышло! Три золотых шара, несколько золотых чарок, серебряный ковш для вина, золотая ветка померанца с тремя плодами, ветка с плодами диких груш, отлитая из чистого серебра, двенадцать великолепных платьев, шаровары, окрашенные пурпуром тысячу раз… Не перечесть всех сокровищ!
Взглянув на них, Хатикадзуки подумала: «Ах, это, верно, дар богини Каннон из храма Хасэ! Ведь она была покровительницей моей покойной матушки…» Стало у нее на душе грустно и в то же время весело. Слезы брызнули из ее глаз.
Поглядел на нее Ондзоси и сказал:
— Какое неслыханное счастье! Теперь нам не надо бежать отсюда.
И они стали готовиться к смотринам невесток. Утро было уже в разгаре, и в доме воцарилась праздничная суматоха. Слуги злорадно посмеивались:
— Видно, это пугало с чашей на голове собирается пожаловать в парадные покои! Как только ей не стыдно! Недостало ума скрыться потихоньку…
Между тем три старшие невестки разоделись к смотринам как нельзя лучше. Жена старшего сына была наряжена самым изысканным образом, соответственно осеннему времени года. На вид ей было лет двадцать с небольшим. Поверх белого платья было на ней надето много цветных нарядов. Концы длинных алых шаровар тянулись за нею по земле. Столько драгоценных гребней сверкало в ее черных волосах, что кругом сияние разливалось.
Слуги за нею несли богатые дары для свекра и свекрови, красиво уложенные на широкой крышке ларца: десять свертков узорчатого китайского шелка и десять праздничных нарядов.
Жене второго сына было лет двадцать. Она превосходила всех прочих изяществом и благородством осанки. Гребни в ее волосах были не столь
