Федор метнулся к автомобилю скорой помощи:
— Что?!
— Женщина приходит в себя, но у нее отошли воды. Похоже, роды начинаются, — отозвался врач.
— Но у нее только семь месяцев!
— И в семь рожают, это не редкость, — отозвался медик почти бесстрастно. — Вы муж? Едете с нами? Документы какие-то возьмите, и, может, жена вам показывала, где у нее есть что-то собранное для роддома?
— Да, показывала, — припомнил Лукьянов. — Я сейчас!
Он сбегал в дом, взял свой паспорт и паспорт Фаины, телефон, ключи, бумажник и приготовленную Фаиной сумку со всем необходимым для родов. Пока Федор отсутствовал, медики успели поставить Фифе капельницу.
Едва мужчина вернулся и запрыгнул в салон, как автомобиль скорой помощи, включив маячки, помчался в сторону ближайшего роддома. Федору позволили присесть рядом с Фаиной, которая продолжала постанывать. Он взял ее руку, принялся тревожно всматриваться в лицо любимой.
Врач бригады СП куда-то звонил:
— Везем пациентку, черепно-мозговая травма, рассечена кожа головы в затылочной области справа. Сознание затуманенное, на вопросы почти не отвечает. Беременность по документам двадцать восемь — тридцать недель, преждевременные роды. Готовьтесь встречать.
У врача, видимо, что-то спросили и он продолжил докладывать:
— Да, сердцебиение плода прослушивается, учащенное…
Лукьянов из всех этих фраз понял только одно: ребенок в животе Фаины жив. Пока жив.
— Фая, родная, посмотри на меня, — начал звать он. — Открой глаза, пожалуйста.
Веки молодой женщины дрогнули:
— Больно, Федь… ребенок…
— Ребенок жив, родите, мамаша, не переживайте, — вмешался врач.
— Это я виноват, не уберег тебя и нашу малышку… прости меня, девочка! — Лукьянов уже не в силах был молчать. Отчаяние накатывало, накрывало его с головой. Он бы уже утонул, если б не надежда, что все еще может обойтись. — Держись, родная, пожалуйста! Я не могу потерять еще и тебя!
— Ты не виноват, — вновь закрыв глаза и морщась от схваток, отозвалась Фаина, — я сама… вышла. Знала, что нельзя…
— Ты тоже не виновата, родная, — Федор вдруг понял: если Фая потеряет ребенка, то никогда себе этого не простит, и это будет куда страшнее, чем его собственное чувство вины. — Настоящая виновница получит срок. Я об этом позабочусь!
***
В больнице Фаину освободили от верхней одежды и укатили куда-то в глубь приемного отделения, туда же мимо Федора торопливым шагом проследовали один за другим несколько врачей.
— Вы не переживайте, мужчина, сейчас вашу жену посмотрят на УЗИ, снимок черепа сделают, всю помощь окажут, — попыталась утешить его медсестра, заполняя историю болезни Фаины Филимоновой. — Потом выйдут и обязательно вам сообщат результаты.
Лукьянов посмотрел на женщину диким взглядом — как он может не переживать?! Как ему вообще пережить эти часы, пока решается судьба Фаины, еще не родившегося ребенка, и его, Федора, судьба — тоже?
Он даже никак не может повлиять на происходящее! Единственное, что еще сделал — это предупредил врачей, что оплатит любое необходимое лечение, найдет и купит все нужные лекарства, лишь бы спасти любимую женщину и долгожданное дитя.
Прошло около часа, прежде чем Лукьянова, по-прежнему одетого в футболку, домашние штаны и обутого в кроссовки на босую ногу, провели в палату временного пребывания, куда поместили Фифу.
Молодая женщина полностью пришла в себя. Чтобы зашить рваную рану на голове, медикам пришлось состричь ее чудесные длинные волосы. У Федора закололо в сердце, когда он увидел забинтованную голову любимой, вдруг запавшие щеки и круги под глазами… Подошел, присел на стоящий рядом стул, сжал холодную ладошку Фаи.
— Ну вот, мужчина, смотрите, — заговорил дожидавшийся Лукьянова врач. — Травма головы у вашей жены не опасная, все кости целы. Легкое сотрясение мозга, конечно, доставит неприятных ощущений, но быстро пройдет.
Фаина напряглась, застонала от очередной схватки, невольно сжала до боли пальцы Федора.
— А что с ребенком? — глядя на доктора, тревожно спросил Лукьянов.
— У вашей жены начались преждевременные роды, но семимесячные детки рождаются вполне жизнеспособными, тем более девочки — они вообще живучие, — принялся разъяснять еще один врач, на которого до этого Федор не обратил внимания. — В общем, не переживайте, папаша, все будет в порядке!
Фаина, которую как раз немного отпустило, замерла, метнулась испуганным взглядом к лицу любимого мужчины, у которого фраза «все будет в порядке» раньше всегда вызывала приступ флешбека…
«Сейчас начнется», — подумала обреченно.
Федор на миг застыл. Остекленел глазами. Потом вдруг тряхнул головой, вдохнул поглубже и вернулся в действительность:
— Значит, вы уверены, что все обойдется? Мои девочки в безопасности?
Фифа прослезилась от облегчения: как все же хорошо, что Федор прислушался к ней и избавился от своих припадков!
— Почти наверняка, — кивнул Лукьянову тот, второй доктор. — Если не случится непредвиденных осложнений. Ну, а теперь, когда вы посмотрели на жену, мы переведем ее в родильное отделение. Можете пройти вместе с нами до его дверей, чтобы запомнить дорогу.
— Да, конечно, — Лукьянов погладил Фаину по щеке, шепнул ей ласково «я с тобой, родная!» и поднялся, давая понять, что готов идти куда надо.
— Люблю тебя, — вдруг сказала ему Фифа.
Лукьянов вздрогнул, сдернул с переносицы очки, прикрыл ладонями вмиг увлажнившиеся глаза. Он так долго ждал, так хотел услышать от Фаины эти слова! И вот услышал — сейчас, в такой момент… Неужели Фаина прощается с ним, неужели у нее есть предчувствие, что они больше не увидятся?!
Уезжать из больницы он отказался — так и дежурил почти до утра под дверями «родилки», прислушиваясь к доносящимся из-за дверей звукам: шагам, разговорам, стонам и крикам рожающих женщин…
Здесь Федора и нашел Терминатор. Он приехал не с пустыми руками: привез боссу нормальную одежду и доклад о том, что видеоматериалы, на которых видно, как Светка толкает Фаину в грудь, уже переданы следственным органам.
— На Журавскую заведено уголовное дело по статье «умышленное причинение тяжелого вреда здоровью», а это до восьми лет общего режима, — известил он босса. — Понимаю, Андреич, что это слабое утешение, но, во всяком случае, бывшая супруга исчезнет из твоей жизни навсегда, мы об этом позаботимся.
— Хорошо. Боюсь, если бы я увидел ее еще раз — живой бы она от меня не ушла, — невольно сжимая кулаки, признался Лукьянов.
— Еще раз придется увидеть — на суде. Так что готовься морально, босс.
В этот самый момент из дверей родильного отделения вышел уже знакомый Федору врач — усталый, хмурый — махнул рукой, приглашая подойти. Лукьянов приблизился, чувствуя, как обмирает у него все внутри.